Малиновые облака

Странно, но никто не засмеялся. Все были поглощены своими думами. Задумался и Михаил Трофимович. Нет, теперь-то он точно напишет в военкомат заявление. Уж если дед Никифор собрался… А он? Он еще не старый и телом здоров. Руки, ноги в порядке, глаза зоркие — чего же еще? Вот только на кого оставить хозяйство? Кому доверить колхоз, в который вложено столько сил, столько здоровья? Поначалу очень трудно было. Не только машин — телег своих не хватало! А теперь посмотри. Лошадей — табуны, стада рогатого скота, уже не один год хозяйство по всем показателям берет первое место в районе. Построили клуб, правление колхоза, ферму. На трудодень выдавали до десяти килограммов хлеба. В чьи надежные руки передать это богатство? Чтобы не распылил, не измельчил хозяйство. Пожалуй, можно положиться на бывшего председателя Ефима Лукича. Человек он честный, трудолюбивый, к тому же дело это ему знакомое. Придется, конечно, попросить, с вывертами он мужик, все еще обиду держит, да поймет, чай, время, поймет обстановку. Вот только знаний у него по нынешним хозяйственным масштабам маловато, все норовит делать по старинке, а это здорово тормозит в работе. Из-за этого и сняли его с председательской должности. Но зато любит землю и народ хорошо знает.

— Когда отправляетесь? — всех враз спросил председатель.

— Завтра. Завтра в обед, — тоже за всех ответил Гриша.

— Попробую успеть, — сказал Михаил Трофимович и вышел из-за стола.

— Куда успеть? — не понял Ведот.

— Да так, вслух соображаю, — уклончиво ответил председатель. И добавил: — Ты вот что, Ведот. Ты еще бригадир и завтра, если я где задержусь, организуй митинг. Понял? Разъясни народу, какая большая освободительная война началась. Да накажи, чтоб слишком-то не горевали, не убивались. Воевать нам не впервой, и мы всегда побеждали. Победим и сейчас. Обязательно победим. Так и скажи. Понял?

Выйдя из правления, Михаил Трофимович заседлал лошадь и поскакал в район.

* * *

Вернулся он поздно вечером. Минуя свой дом, проехал прямо к Ефиму Лукичу, спрыгнул с седла. Накинув повод на столбик калитки, Михаил Трофимович постучал в дверь.

Ефим Лукич только что пришел из бани. Распаренный, в мокрой нательной рубашке, с полотенцем на шее, он сидел за столом и пил из блюдца чай, экономно откусывая от большого куска сахар.

— С легким паром и приятного аппетита! — сказал Михаил Трофимович.

— Спасибо, присаживайся ко мне, — сдержанно ответил Ефим Лукич. — Что больно поздно?

— Дела. Все дела, брат!

Сын хозяина, Иван, тоже помылся в бане, собирался в дорогу. Это из-за него в неурочный час была истоплена баня. Хозяйка с непросыхающими глазами копошилась возле котомки, заталкивая в нее сухари, домашние кральки, одежду и прочие вещи, которые совсем не понадобятся Ивану. Мать набивала котомку, а сын все выкладывал обратно.

— Ну зачем мне галстук, зачем ботинки?! — отчаянно хватался Иван за голову. — Ведь не на танцы, чай, иду! Положила запасное белье — и хватит!

Мать страдальчески смотрела на сына и снова начинала бестолково бегать от котомки к шкафу, от шкафа к котомке.

— Ну, коль приглашаешь — сяду, — согласился Михаил Трофимович и снял запыленный пиджак. — Сегодня у меня маковой росинки во рту не было.

— Вина хочешь?

— Не надо. Без вина пьяный. Плесни чаю.

Ефим Лукич нацедил из самовара в фарфоровую чашку чаю, подвинул сахарницу, печенье.

— Ну так что скажешь, неспроста, поди, пришел в такую пору? — спросил он, испытующе поглядывая на гостя.

— Неспроста, брат…

— Ну так выкладывай, что надо.

— А вот какое дело к тебе, Ефим Лукич. Ухожу я на войну, и надобно тебе занимать мое место в колхозе.

— Вон что! — удивился Ефим Лукич. — Как же так, вроде ты всегда обходился без меня.

Трофимов потер небритый подбородок.

— Давай не будем трясти старое, Ефим Лукич. Не до этого сейчас, не до личных обид. Да и не я снимал тебя с председателя. Сама жизнь была тому причиной. Принимай дела Допивай чай — и пойдем в правление.

— Это что, прямо сейчас и пойдем?

— Прямо сейчас.

— Постой, постой, — отставил блюдце Ефим Лукич. — Так ведь тебе же нет повестки!

— Я ухожу добровольцем. Кое-как добился, и то при условии, если ты заменишь меня. Так что выручай, брат, не имей на меня обиды.

— Значит, без Ефима — никуда? А как же обходился все эти годы? — въедливо спросил Ефим Лукич. — Все не нужен был, а как пристигло, так, значит, к Ефиму? Нет уж, дорогой, поищи на председательское место кого-нибудь другого.

— Да хватит тебе! — со стуком поставил чашку Михаил Трофимович. — Не в ноги же тебе падать! Война, понимаешь, война, какие могут быть сейчас личные обиды? Надо, значит, надо приниматься за дело. Ты организовывал колхоз, тебе и карты в руки. Другой человек не знает так хозяйство, как знаешь его ты. Пошли в правление!

Но долго еще председателю пришлось уламывать упрямого старика. И неизвестно, где больше устал Михаил Трофимович — или когда ездил в военкомат, или при этом тягостном разговоре. Вконец разозленный, Михаил Трофимович резко встал, подошел к вешалке, сгреб хозяйский пиджак, картуз, швырнул все ему на колени.

— Идем! Иначе силой уволоку!