Малиновые облака

Ятманово — крайняя деревня, и расположена углом. Один конец длинный, а другой короткий. Поэтому деревне и дали прозвище «Ятман-Катман», что значит мотыга. За крайними домами протекает мелкая безымянная речушка, в которой днем и ночью плещутся утки и гуси. Вот и сейчас только они одни и плещутся, а больше — шаром покати, никого в деревне нет. Весь народ в поле или на току.

Нет дома даже деда Никифора. Наверно, си самый старый человек в деревне и до сей поры живет по-старинному — не провел в дом ни радио, ни электричество. Обходится свечкой да лампой, а мирские новости узнает из бесконечных своих бесед с сельчанами. Сейчас он, скорей всего, на току. Эх, старая голова, забыл запереть двери! Впрочем, от кого их запирать, все равно в деревне никого нет.

Марина направилась к дому Гриши Маркова. Теперь в нем живет… как сказать? — жена не жена, невеста не невеста, будущая жена, что ли, Гриши, Настя. Живет не одна — с младшим братом Гриши, Василием. Не взяли его на войну, хромой он. Еще в детстве упал с черемухи, вывернул ногу, да так и остался калекой на всю жизнь.

Когда Гриша уезжал, сказал Насте: «Будь в доме хозяйкой, жди меня. Считай меня мужем, а если кто-нибудь скажет про нас плохое, Вася в обиду не даст».

Дом у них новый, краска еще на наличниках не просохла. Двум братьям-сиротам колхоз помог выстроить этот дом. Хорошие, работящие они парни, к тому же свои, местные.

Вот уже три недели, как уехали на войну солдаты, и три недели у Насти не просыхали глаза. И не поймешь, что больше ее мучило — или разлука с Гришей, или неопределенное свое положение. В самом деле, кто она в этом доме? Солдатка не солдатка, вдова не вдова. Ведь не успели они ни зарегистрироваться, ни свадьбы сыграть. А если жена — то чья? Ведь живет-то она под одной крышей с Василием, который, почитай, теперь в доме полный хозяин. Это всех удивляет, и потому по деревне ходят разные кривотолки.

Обо всем этом думала Марина, приближаясь к дому Марковых. Она-то, Марина, понимает Настю, но довелись ей самой, ни за что бы не стала жить в одном доме с братом ушедшего на войну мужа. Жила бы, как и раньше, у матери, там и ждала бы своего Гришу.

В доме Марковых тоже никого не оказалось. Сунула под двери сенцев письмо, газету, заспешила к Орине.

Как и сама хозяйка, дом Орины смотрит понуро, будто потерянный. Грустно белеют наглухо задернутые занавесками низкие окошки. Ворота полуразобраны, кое-как наспех навешены, доски прибиты вкось и вкривь. Видимо, Федор хотел сделать новые, да не успел. Да только ли Оринины ворота: много, ой, много осталось по деревне недоделанной работы!

И Орины дома не было.

В самой середине деревни стоит добротный пятистенок — правление колхоза. А за правлением, в березняке — место гуляния молодежи. И называют этот березняк игрищем. Эх, и весело же бывало там в теплые майские вечера! Из скольких деревень собирались здесь парни оспаривать ятмановских красавиц! Теперь, наверно, долго не будет такого веселья — некому веселиться. Затеряются в листве потаенные тропинки, зарастет травой танцплощадка.

Не могла Марина равнодушно пройти мимо заветной рощи, хоть не долго, да постояла здесь, погрустила.

Не найдя никого в деревне, она снова села на лошадь и поехала на ток. Главным колхозный ток располагался в самых задах, у оврага. Приземистый, крытый почерневшим от времени тесом, он напоминал старый нежилой барак. Внутри него, сотрясая стены, натужно грохотала такая же старая молотилка, у прясел стояло несколько порожних подвод.

— Ой, почта едет! — закричали женщины, увидев Марину. Они прямо стащили ее с лошади, не дают опомниться, наперебой выспрашивают новости.

— Ну, опрастывай, опрастывай сумку-то! — торопит Тачана, расталкивая локтями товарок, сама добираясь до сумки.

— Подождите… Дайте сперва водички, — просит Марина, — моченьки моей нет, пить хочу!

Бабка Марфа принесла полный ковш холодной воды, и пока Марина с наслаждением, медленными глотками пила, женщины нетерпеливо теребили ее за рукава.

Лишь Ефим Лукич да дед Никифор не отошли от молотилки. Деду не от кого ждать писем, а Ефим Лукич никогда не покажет людям своего душевного состояния.

Однако вскоре и они не выдержали, подошли к Марине. Да и как не подойти — ведь почтальонша стала теперь особым человеком, вроде бы от нее все и зависит. Ждут ее в каждом доме. Ждут тревожно и беспокойно. Получат весточку от близкого человека — и живут ожиданием следующей. Ну а кто эти вести приносит? Почтальонша. Стало быть, в первую голову ждут ее.

Ах, какая это тревожная радость — получить солдатский треугольник со штемпелем такой-то полевой почты! Иные женщины радуются ему, как дети: целуют, прижимают к груди, долго не решаясь прочитать. Будут, будут еще счастливые минуты, когда письмо заговорит словами мужа, сына или брата, а пока надо помедлить, подержать его у сердца. Главное — жив родной человек, вот его письмо, его знакомый почерк. Посмотрите, потрогайте, если хотите!