Мальинверно

Вечером, прочитав последний сонет, переместив сто раз книгу из одной руки в другую, надышавшись ее запахом и прижав к груди, я приступил к ее уничтожению.

Оторвал обложку, распотрошил ее на тетрадки, потом на страницы; страницы разрезал на мелкие части, напоминающие конфетти.

Хотя они и были крошечные, но в песочные часы не влезали, надо было их еще измельчить. Тут нужна была кофемолка, как в баре, но как ее выпросить? Я подумал, что такое же приспособление могло еще быть в продуктовом магазине, но там никто не согласится молоть бумагу в пыль.

Посему в ожидании, когда плоть Чиро ди Перса превратится в прах, я оставил ее на столе, в пакетике, как поступают некоторые народы, выставляющие трупы для очищения на воздух, чтобы потом закопать их в не совсем чистую землю.

29

Ярешил пересчитать дни в поисках хоть какой-нибудь периодичности: в какие дни недели Офелия появлялась, сколько времени проходило между ее визитами, в какие часы она приходила – вечером или утром, короче, своего рода рождественский календарь, в котором святочные дни изредка повторялись.

В середине утра явился Марфаро с сообщением, что после обеда будут похороны. Под мышкой он держал свернутые в рулон траурные плакаты. Вынул один и развернул передо мной.

– Вы – библиотекарь и знаете толк в словесном искусстве, взгляните, все ли тут в порядке.

Среди прочих занятий Марфаро давно уже решил заделаться типографом. Жители Тимпамары с нетерпением ждали, когда он расклеит свои плакаты, во-первых, для того, чтобы узнать, кто отдал богу душу, а во-вторых, чтобы посмеяться над ошибками, которые он постоянно делал. Некоторые из них стали легендарными, например, когда он однажды напечатал о преждевременной кончине девяностопятилетнего старика или когда забывал поменять имена родственников усопшего, ошибался в часе похорон, люди приходили, а похороны уже закончились. Он также печатал объявления о свадьбах и первом причастии и часто два этих события совпадали, либо жениха и невесту отправлял к первому причастию. Он был великий путаник, брался за все сразу и часто попадал пальцем в небо.

– Вы ведь знаете, как меня прозывают, верно?

Кличек у Марфаро было предостаточно, от Гробокопателя до Камня Преткновения, а теперь его прозывали Грамотеем.

Я согласно кивнул.

– Пора с этим кончать, стыдно, когда над тобою смеются, короче, вы согласны меня проверять?

– Не возражаю!

Я прочитал плакат, который он держал на весу, как воздушного змея.

Сегодня ночью в неустановленном часу скончалась, лишившись всеобщей любви, одинокая женщина Аддис-Абеба Маджиса́но. Об этом трагическом событии сообщает мэрия Тимпамары. Отпевание начнется в приходской церкви в 15 час. 30 мин. и окончательно завершится на местном кладбище.

С плакатами он поступал примерно так же, как с фотографиями, стараясь их приукрасить, словом, у него был свой стиль.

– Годится.

Он поблагодарил, разгрузил мотокар с похоронными принадлежностями и отправился восвояси, назначив мне встречу после обеда.

Караманте, как и обещал, принес мне номер телефона бельгийской гостиницы. Он протянул их визитную карточку, лежавшую в конце его записной книжки. Я переписал номер телефона.

– Вы, случайно, не собираетесь в Бельгию? – пошутил он, но дальше не расспрашивал, он был человек сдержанный.

Он отправился записывать голоса, а я с ходу в бар, где стояли две кабины с платными телефонами. Разумеется, я отдавал себе отчет, что это крайняя попытка, что много чего, наверное, стряслось за эти долгие годы, но если кто-то и мог знать про Эмму, а может быть, и ее хоронил, то это старый хранитель кладбища, и с ним я лично хотел поговорить. В то время творилось такое, что даже трудно вообразить. Я набрал номер.

“Hôtel Le Bois du Cazier, bonsoir”[22].

Я понял только последнее слово приветствия. Говорил молодой мужчина с прокуренным голосом.

– Гераклита Ферруццано, s’il vous plaît[23].

– Pardon?[24]

– Monsieur Eraclito Ferruzzano, s’il vous plaît[25].

Мой слабый французский был подкреплен чтением стихов заальпийских поэтов с параллельным текстом.

– Je ne comprend pas, Monsieur. Attendez[26].

Послышался грохот трубки, которую швырнули на стол, потом тишина, а потом звук шаркающих, медленных шагов, совершенно другой голос, голос пожилого человека:

– Dites-moi, Monsieur, je suis le propriétaire[27].

– Monsieur Eraclito Ferruzzano, s’il vous plaît[28].

– Ah, vous cherchez l’italien… Je suis désolé, mais il ne travaille plus ici[29].

Я на секунду замолчал.

– Monsieur?[30]

– Savez-vous où est-ce qu’il est allé?[31]

– Non Monsieur, il est parti sans rien dire[32].

Еще секунда молчания и рой мыслей.

– Monsieur?[33]

– Ne cherchez plus mon cœur; les bêtes l’ont mangé[34].