Читаем Малёк полностью

Как и было обещано, Червяк разбудил меня среди ночи и приказал перестелить ему постель, а потом говорить с ним, пока он не уснет. Я понятия не имел, о чем с ним говорить, поэтому завел беседу о крикете и Папаше. Затем описал несколько несуществующих крикетных матчей, имевших место быть только в моем воображении. Червяк то и дело прерывал меня и задавал наводящие вопросы, например: «сколько очков ты набрал?», «кто был судьей?» и так далее. Поэтому мне приходилось быть внимательным. В конце концов он затих и уснул в середине самого волнительного рассказа о матче, которого не было.

Приплелся в спальню и понял, что теперь сам не могу уснуть. Всю ночь придумывал крикетные матчи, которых на самом деле не было. Если воображаемый мир становится намного интереснее реальной жизни, ничего хорошего это не сулит.

<p>20 октября, пятница</p>

Настало то самое время года — теплеет, не за горами лето, Рэмбо планирует очередное ночное купание. Как и следовало ожидать, за завтраком разгорелся спор, но Рэмбо победил (как обычно). Гоблин заметил, что оба наших предыдущих ночных купания заканчивались катастрофой. Благодаря первому всей школе представился шанс лицезреть Жиртрестов зад, благодаря второму Укушенному представился шанс лицезреть наши зады. Что ответил Рэмбо? «Бог любит троицу!»

23.00. Все оказалось почти слишком просто. Через окно в часовню, между рядов, по лестнице в склеп, в розарий, через калитку во двор Глока, под лимонное дерево…

Жиртрест ждал нас там, дрожа от холода в одних шортах и футболке. Ночь выдалась прохладной, но никто не смел признаться в этом из страха, что его обвинят в трусости. Рэмбо шел во главе процессии — Безумная восьмерка совершала очередную безумную вылазку.

На этот раз мое сердце уже не билось как бешеное и я не боялся. По правде, мне было все равно. Вода была ледяная. Даже сам Рэмбо только разок окунулся и сразу вылез. Вскоре мы мчались обратно по полю — не потому, что убегали от собак, а потому, что замерзли до костей.

Ну а дальше все прошло как по маслу.

<p>21 октября, суббота</p>

10.00. Наша команда по крикету нанесла ответный удар, побив школу Фенстон-Хай, — сбили десять калиток! Правда, мне так и не случилось побросать: Стивен Джордж с Бешеным Псом прикончили их всего за четырнадцать подач. Игра закончилась задолго до обеда.

Мои родители привели Русалку, и пока они напивались до поросячьего хрюка с различными моими учителями, я провел ей экскурсию по школе. Ребята кричали, лаяли нам вслед или отпускали пошлые ремарки, но мне было все равно. Русалка — красавица, и она моя. Она попросила меня показать ей нашу спальню, но я не рискнул — не хватало ей еще застать Гоблина с одним из его порножурналов в неприличной позе.

Русалке понравилась наша часовня, особенно когда я показал ей балку, на которой повесился Макартур. Мы забрались на самый верх башни с колоколом и смотрели на долину. Теплое полуденное солнышко освещало поля с коровками и зеленые луга. Мы целовались, пока непристойные возгласы со двора не вынудили нас разомкнуть объятия. Спускаясь по ступеням часовни, я вдруг ощутил сильнейший порыв рассказать Русалке о нападении Щуки. Уверен, я забуду об этом скорее, чем наберусь храбрости кому-либо рассказать, — проблема в том, что невозможно описать этот случай, чтобы он не казался сценой из фильма про психопата-извращенца!

Когда мы прощались, Русалка заплакала, и папа тоже — но он потому, что последняя бутылка вина была явно лишней. «Рено» с ревом двинулся с места, выпустив клубы дыма, и я смотрел ему вслед, пока он не исчез из виду. А потом зашагал к корпусу, не понимая до конца, счастлив я или нет.

<p>22 октября, воскресенье</p>

У меня новое прозвище — Жеребец Мильтон. Все ребята согласились, что Русалка — одна из самых горяченьких штучек, что когда-либо ступала на святую школьную землю. Гоблин в ярости, что такая девчонка досталась какому-то мальку. Он предложил мне сто рандов за фото Русалки в голом виде и двести — если мне удастся сфотографировать ее в кожаном мотоциклетном наряде. Даже Лутули поздравил меня с удачным уловом. Я пытался не загордиться, но хорошее происходит здесь так редко, что надо ловить момент.

20.00. С новообретенной уверенностью пришел на собрание группы «Африканская политика» и высказал все, что я думаю о коррумпированных чернокожих африканских диктаторах. К сожалению, все без исключения сказали, что я не понимаю, о чем говорю, и приказали мне сесть и заткнуться. Линтон Остин умеет поставить на место одним язвительным замечанием!

Гэвин, староста, что живет под лестницей, загремел в медпункт — гадюка Селеста укусила его в задницу. Рэмбо говорит, что староста всегда брал ее с собой в кровать и, наверное, случайно придавил, задремав после обеда. Сестре Коллинз Гэвин сказал, что случайно сел на змею, когда возился в своей каморке!

<p>23 октября, понедельник</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза