Читаем Малёк полностью

13.30. Кажется, Папаша с женой только что не на шутку поругались. Когда я подошел к его крыльцу, ее машина сорвалась и умчалась по дорожке, взвизгнув тормозами в конце улицы. В доме Папаша подбирал осколки разбитых тарелок. Пустая бутылка вина валялась разбитой на кухонном полу, а на столе стояла новая, полная.

Я предложил помочь убраться и уйти, но Папаша настоял, чтобы я остался. Я сел, и у нас состоялся престранный разговор об Энид Блайтон. Я прочел «Пятерых юных сыщиков», но мне пришлось делать это втайне. (Не пристало ученику, выигравшему стипендию, быть пойманным за чтением Энид Блайтон — и не важно, что это одна их моих любимых книг!) Папаша хорошо приложился к бутылке и расхваливал Блайтон на все лады, а потом признался, что питает к старой клюшке нездоровое влечение.

Потом он вовсе съехал с катушек и стал причитать, что его браку конец (это его третья жена). Он посмотрел на меня выпученными, налитыми кровью глазами и прошептал:

— Мильтон, позволь дать тебе один совет касательно отношений с противоположным полом — лгать, лгать и еще раз лгать! Избегай правды всеми правдами и неправдами! Лги обо всем, и тебе это сойдет с рук. Когда же тебя наконец поймают, притворись ненормальным и выпей.

Как раз тот совет, что был мне нужен! Опрокинув последние капли вина, я откинулся на диван с огромным чувством облегчения — как хорошо, когда на тебя не давит огромное бремя вины!

Мы посмотрели первый (из многих) час «Лоуренса Аравийского», а потом Папаша заснул в кресле. Я выключил телевизор, накрыл его одеялом и незаметно вышел через заднюю дверь.

<p>24 октября, вторник</p>

01.15. Похоже, Червяк уже не может уснуть без меня. Я сказал ему, что вечерний душ — лучшее снотворное. Пока он моется, я сваливаю его вонючую одежду в мешок для грязного белья, стелю постель, готовлю тосты, а когда он приходит, говорю с ним, пока он не засыпает. Этот ритуал прекрасно действует, но, увы, мой собственный режим сна безнадежно нарушен.

14.30. На сегодняшней тренировке по крикету мы ясно видели перед собой великую цель. Близится главный день — в субботу мы играем с Кингз-колледжем. Ни при каких обстоятельствах мы не позволим им побить наш рекорд без свирепой схватки.

Папаша в широкополой крикетной шляпе был собран и выкрикивал дельные советы, облокотившись на свою блестящую металлическую трость. Он снова был в хорошем настроении — никаких признаков депрессии или безумия после вчерашней ссоры с женой. Он затягивался трубкой, будто то был кислородный баллон, и созерцал нашу тренировку с видом мудрого философа, придумывающего знаменитый афоризм, который люди будут повторять и через несколько веков. (Идеальную картину время от времени нарушали потоки отборной ругани, направленной в основном на Бешеного Пса и меня.)

Геккон показал нам какие-то малоприятного вида пилюли и сказал, что это таблетки от малярии. Он должен принимать их, потому что Мозамбик (он едет туда на долгие выходные) просто кишит малярийными комарами. Мы заспорили о том, действительно ли надо глотать эти гигантские таблетки или же это анальные свечи. Джулиан, который сегодня был дежурным, заявил, что это свечи и предложил помочь Геккону вставить их в задницу. Геккон вежливо отказался и поспешно спрятал мерзкие пилюли в коробку из-под обуви на самое дно шкафчика.

<p>25 октября, среда</p>

Гэвин, староста, что живет под лестницей, вернулся в школу и выглядит бледновато. Он решил больше не брать гадюку Селесту в кровать. Рэмбо так ее боится, что пытается отравить, вымачивая дохлых ящериц в крысином яду. До сих пор змея не проявила никаких симптомов отравления и сидит себе довольная в клетке.

Гоблин сказал, что Укушенный пригрозил развестись с Евой, если та не прекратит спать с Рэмбо. Вчера Ева сообщила об этом Рэмбо перед тем, как переспать с ним в последний раз. Гоблин считает, что ее вполне могут посадить в тюрьму за совращение малолетних.

<p>26 октября, четверг</p>

Меня попросили спеть псалом «В городе короля Давида» на рождественской службе в конце этого года. Судя по аплодисментам других ребят из хора, это большая честь! Я пожал всем руки и сделал вид, что польщен. (Втайне надеюсь, что к тому времени у меня сломается голос и с девчоночьим писком будет покончено.)

Позвонила мама и сообщила, что Черныш наконец добрался до электронного очистителя бассейнов и сожрал его почти целиком (в том числе шланг). Папа отвел его к ветеринару, и ему прочистили желудок. Мама сказала, что кроме очистителя там нашли йо-йо, погремушку и три пробки от бутылок виски. С Чернышом все в порядке — довольный, как поросенок, он сидит в своей корзинке и жует мои старые кеды. Мама поднесла ему телефон, и я услышал треск разрываемой подошвы, а потом Черныш облизал трубку. Я позвал его по имени, и он громко затявкал. Кажется, он узнал мой голос!

Вомбат идет на поправку. Говорит уже лучше и стала более нормальной (насколько это возможно). Научилась ходить без повязки на глазу, но до сих пор носит ее (считает, так сейчас модно).

<p>27 октября, пятница</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза