Рыцари ожидали налета лоб в лоб, но теперь им самим пришлось двигаться вперед по топкой почве. А Малюте того и надо было. Он заметил, как из ворот выскочил верховой и подскакал к одному из рыцарей, позади которого бился желто-красный флажок. Мелькнуло: значит, Грязной преодолел первое препятствие и его воины взобрались на стены.
— Вперед! — выдохнул из себя Малюта. — Вперед, ребята!
Лучники побросали свое оружие, прыгнули в седла и, размахивая кто чем — кто шестопером, кто арканом, а кто и палицей, ринулись на врага. Новгородские копейщики, держа смертоносные древки наперевес, побежали, да так быстро, что некоторые обогнали конных. Бежали рассредоточенно — россыпью, растягивая крупное тело «свиньи» в стороны.
— С боков заходи, с боков заходи! — кричал Малюта и сам одним сильным движением руки вынес коня на острие «свиньи».
Массивные лошади рыцарей оказались в подобной ситуации виновниками гибели собственных седоков. Конные воины-ливонцы без них, то есть без своих хозяев — рыцарей, не могли, спешившись, дать русским охотникам отпор. Когда новгородец шестопером раздробил оперенный шлем ближайшего всадника, сбив того на землю, началась вихревая скрежещущая свалка. Здесь все решало не театральное единоборство, как в поединке на ристалище. Здесь вступила в права сама война. Бей — хоть с фланга, хоть с тыла! Круши! Малюта сцепился вплотную с рыцарем, у которого поверх доспехов был накинут изумрудного цвета плащ с желтым крестом. Плащ и подвел ливонца. Плотная материя помогла в давке перелезть на круп рыцарской лошади, и Малюта ножом угодил в щель между наплечником и шлемом.
— Гойда! Гойда! Вперед! Все, что возьмем, — наше!
Малюта, усидев в чужом седле, с такой мощью ударил другого рыцаря шестопером, увернувшись от занесенного над ним меча, что тот свалился с грохотом под копыта соседних разъяренных ударами шпор коней.
Рыцарей, конечно, сразу не сомнешь. Ливонцы, когда надо, бойцы решительные, их ошалелым наскоком не обескуражишь. Уперев железные сапоги в стремена, рыцари медленно поворачивалсь вокруг оси, храбро отбиваясь от наседавших. За спиной полуразрушенной «свиньи» небо избороздили сперва плохо различимые серые полосы, а затем взметнулся ввысь столб сизого клубящегося дыма.
— Ах, Грязной, ах, молодец! — воскликнул Малюта. — Вали их, ребята, и вся недолга!
«Свинья» попятилась и развалилась окончательно, обнажив темное изуродованное и изломанное чрево. Разноцветные флажки были вмяты в перепаханную черно-зеленую почву.
— Вали их, ребята!
И охотники, растолкав гущу смущенных ливонцев, ворвались в ворота. Навстречу бежал Грязной с новгородцами. Пахло потом, гарью, и даже свежий — солнечный и солоноватый от нагретых сосен — ветер не разгонял эту мерзкую и перехватывающую дыхание вонь войны.
Гибель Анастасии
Сердцевина лета выдалась не только теплой и ясной, но и засушливой. Щедрости погоде недоставало. Сосны в Прибалтике по берегам речушек и озер высились, не движимые ветром. Песчаные отмели светлели под темно-янтарным ядовитым солнцем. Ленивые, успокоенные горячим воздухом волны их не облизывали. Чудилось, что время замерло и так будет длиться вечно. Война то затухала, то вновь ненавидяще вспыхивала ночными пожарами. Она стала коварней и изобретательней. В темноте зло менее заметно, чем при белом свете дня. Русскому путнику в одиночку отсюда не выбраться. Подстерегут, ограбят и зарежут. Местный житель озверел от проливаемой крови.
Боярский сын Петька Демидов с небольшим отрядом стрельцов отыскал Малюту в двух переходах от Дерпта на восток к Пскову. Его конь, заляпанный безумной пеной, пал, едва Демидов спрыгнул подле Малюты на землю.
— Беда стряслась, Григорий Лукьяныч, государь зовет назад. Скачи без промедления. Везде на ямах лошади для тебя готовы. — И Демидов свалился на пожухлую траву, обессиленный. — Другом тебя назвал!
Малюта ни о чем не расспрашивал и, не потеряв ни мгновения, сел в седло и ударил шпорами, слава Богу к тому моменту отдохнувшего аргамака. За ним бросились те, кого он приблизил за время похода. Богатый тучный обоз оставили без сожаления.