Малюта Скуратов. Вельможный кат

Не стоит целиком соглашаться со знаменитым миннезингером. Дело здесь не в происхождении, а в природе рыцарства, целиком покоящегося на применении силы в любых ситуациях, даже ее не требующих. Восемь крестовых походов что-нибудь да значат! Походы на прибалтийские земли называются иначе, но это были самые настоящие крестовые походы, ознаменованные кровавыми распрями и вульгарными раздорами, до которых были большими охотниками и великий магистр Вальтер фон Плеттенберг, и братья Фюрстенберги, и Готгард Кетлер. Вальтер фон дер Фогельвейде хорошо знал предмет восторгов своей строптивой и несговорчивой музы. Он исколесил всю Германию, по-видимому обладая не очень уживчивым характером, сменив двор тюрингского ландграфа Германа на двор маркграфа Дитриха Мейсенского, а затем кельнского епископа Энгельберта, нассауского епископа Вольфгреа и, наконец, герцога Бернхарда Каринтийского. В отличие от прибалтийских сородичей миннезингер не любил Римского Папу и всячески поносил его, способствуя тем самым зарождающемуся реформаторскому движению, которое в конце концов одержало верх в Ливонии, сильно подорвав воинственность тамошних рыцарей. Но, так или иначе, рыцарство всегда было связано с раздорами и завоевательской политикой. Мотивы служения Прекрасной даме и любовные песни выполняли роль орнамента, порой затейливого и не лишенного чувства, но только оттеняющего обманную, то есть истинную, сущность культового рыцарства, железные перчатки которого обильно обагряла невинная кровь. Замечательно, что испанский современник русского царя Мигель де Сервантес Сааведра покончил с потоками низкой лжи одним великолепным ударом, о котором можно сказать, что он был гениальным и направленным не на дезавуирование пустых рыцарских романов — аналога наших детективов и шпионских поделок, и вовсе не выглядит пародийно. Мигель де Сервантес вместе с умным, тонким и весьма трезвым героем Дон-Кихотом поставил точку на рыцарстве как явлении в назидание — особенно русским — любителям употреблять это ужасное и по звучанию и по смыслу слово, которое легко дрейфует от одного понятия к другому, ничуть не смущая публицистов и журналистов — этих изобретателей бессмысленных, но нерасторжимых сочетаний: от рыцарей плаща и кинжала до бесстрашных рыцарей революции.

IV

Отряд охотников Малюты догнал дружину князя Андрея Курбского и его подручника Данилу Адашева у стен Дерпта. Они были крепки, эти стены, и выглядели отнюдь не мирно. Дерпт производил впечатление неприступной фортеции. На башенках развевались разноцветные флажки. Черные жерла пушек угрожающе молчали. Охотники Малюты были не прочь остаться здесь и участвовать в вылазках против ливонских полков магистра Фюрстенберга. Но судьба распорядилась по-иному. И к вечеру конные стрельцы, утишая шаг, чтобы не оторваться от пешего воинства, обогнули Дерпт и вышли на дорогу, ведущую в Вейсенштейну, Белому — по-русски — Камню. Белый Камень влек Малюту. Он надеялся, что городок менее готов к обороне, чем знаменитый и мощный Дерпт, оказавшийся в руках русских, в котором еще недавно пировали и забавлялись с нахлынувшими со всех сторон искательницами приключений не только ливонские рыцари, но и немецкие наемники, шведские новоиспеченные бароны, польская неуживчивая шляхта, легко менявшая военных хозяев, и посланцы литовского гетмана Яна Ходкевича, который желал проверить силу наступательного порыва русских. По дороге на Белый Камень отряды новгородских и московских охотников не раз подвергались нападению.

Пространство, окружавшее Дерпт вплоть до Вейсенштейна и далее к Ревелю, усеивали чудесные поместья ливонских рыцарей, ухоженные трудолюбивым и аккуратным местным населением, состоящим из природных эстов и порабощенных немцами так же, как и соседние племена. Дома рыцарей скорее напоминали замки, окруженные водоемами и густыми, иногда намеренно запущенными парками. А хозяйственные дворы, обильно орошенные недорого стоящим крестьянским потом, представляли собой пусть небольшие, но прекрасно отлаженные производства сельскохозяйственной продукции. Малюта — сам владелец добротно устроенной городской усадьбы — вполне мог это оценить. Те замки, которые не оказывали сопротивления, Малюта не разорял, забирая лишь припасы, оружие и все, что могло пригодиться в походе. Обоз увеличивался с каждым днем.

Лето в Прибалтике выдалось на редкость теплым и сухим. Ясный прозрачный воздух делал природу сказочной, словно нарисованной искусным мастером на листе пергамента. Малюта видел подобные изображения у друзей своих Годуновых и в царских палатах. Они украшали стены комнат, где воспитывались и жили дети, в ненастные дни любующиеся чужеземными видами. Встречались, однако, земли, вокруг которых собиралось много рыцарей с отрядами, состоящими из хорошо экипированных слуг, готовых к сопротивлению.