Малюта Скуратов. Вельможный кат

А теперь с благодарностью отложим карамзинский том и пойдем дальше без его дословной помощи, уже с другим героем, о котором он почти ничего не знает и, как пишущий историю, а не роман, не пытается проникнуть в душу, ни в каких летописях или других достоверных документах не распечатанную. Главное, чему учит общение с Карамзиным: литературе позволено воскрешать неведомое истории, но не позволено ей противоречить.

Войска под командованием князя Андрея Курбского и воеводы Данилы Адашева ранней весной выступили в Ливонию, а в конце мая от Дерпта направились к Вейсенштейну. С одним из отрядов охотников шел по царскому поручению стрелецкий голова Малюта Скуратов, новый друг царя, которому вменялось в обязанность осведомлять повелителя, как и прежде ничего не искажая и не приукрашивая.

Зачинщики раздора

I

Попрощавшись с Прасковьей и малолетними детьми, из которых старший Максим уже махал сабелькой, сидя на игрушечном деревянном коне, Малюта во главе небольшого отряда стрельцов устремился к Новгороду. Весна 1560 года только вступала в права. Свежий ветер посвистывал, расколотые соками почки усеивали ветки деревьев и кустарника, лошади косили глазом и пытались выдернуть при малейшей возможности салатового цвета травку. Новгород встретил Малюту говорливой толпой. Чистые улицы, чистые дома, чисто одетые люди. Все казались занятыми, все куда-то спешили, пьяные не валялись у дверей кабаков, помои ни холопы, ни домовитые хозяйки не выплескивали в канавы. Грязь с дощатых тротуаров соскребали специальными лопатками.

«Не то что у нас, в Москве, — думал Малюта. — Рядом с царскими палатами хлев, торг да казнь». Когда у Малюты появилась семья, он вдруг поймал себя на мысли, что обзаведениедоставляет ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Когда квасили капусту, он самолично проверял, хорошо ли гнет положен. Каждое утро бежал в конюшни, чтоб проследить, вовремя ли дают корм и не перепаивают ли лошадей. Всякое приспособление высматривал и любил разговаривать с плотниками и кузнецом. И так постепенно городское поместье Малюты стало образцовым. Из подвала он пробил тайный лаз к реке, на что попросил соизволения государя. Иоанн позволил в подвале оборудовать застенок, вмазать крепкие железные кольца и решеткой покрыть оконца, выходящие в ямы на черном дворе, куда и Прасковье вход воспрещался. Иногда Малюта брал домой узников, которых потом не возвращал в Тайницкую башню. Железные двери в подвал охраняли стрельцы, переодетые в обыкновенные кафтаны, и только длинные ножи у пояса выдавали род занятий. Отлучаться с черного двора им не разрешалось. Жили на всем готовом и питались с барского стола.

— Они под моим крылом существуют, и, чтобы жалоб и ябеды избежать да злых духов не вызывать, до сытости их надо напихивать, как гусей орехами, — объяснил Малюта жене. — Сытый холоп боярину друг, ибо видит, что у соседнего боярина холоп бедствует. Не скупись, Прасковья!

И действительно, стрельцы у Малюты при домашнем застенке на Берсеневке выглядели здоровыми, ражими молодцами, на лице — кровь с молоком и взгляд веселый да лукавый. А коли у холопа при дверях такой взгляд, лучше держись подальше. Малютины молодцы шутить не любят. Им и приказывать не надо — только бровью повести; И здесь, на черном дворе, царил полный порядок. Охрану возглавлял смоленский беглый мужик по прозвищу Топорок. Шепотом передавали, что когда-то — до Малютиного приватного застенка — если кликали Мишкой, то отзывался.

Словом, хозяйство у Малюты, что пристеночное, что застеночное, содержалось как нельзя лучше. Везде тишь да благодать, и ни в чем никому отказа нет.

— Смотри, — удивлялся Басманов, — как умудрился отладить жизнь, и в считанные годы. А в воровстве не замечен. На государево подаяние хоромы возвел. Ему бы подряды брать да купечеством на семью зарабатывать. Не бывал в его вотчинах — не знаю, а про отца слух идет, что с протянутой рукой его не видели. Нажил немало! Однако сыновьям выделил скудно.

Позднее Алексей Данилович, когда меж государем и Малютой никто, как в минувшие времена, не стоял, дивился:

— Хитер Григорий Лукьянович, как дьявол. В кудрявой голове рожек не разберешь, а хвост беспримерно есть, ей-богу! Как всех обошел! Незаметно, неслышно!

— Друзей, значит, выбирал правильных и праведных. С Адашевым не знался, от Старицких рыло воротил, а Семену Годунову улыбался, но когда пора пришла, то и нахмурился. Что государь пожелает — исполнит без рассуждений. И не брешет! — изумлялся князь Афанасий Вяземский, второй после Басманова советчик Иоаннов. — Деньги не мотает, а в кошель. Копейка к копейке. Царь таких любит. И не скоморошничает, как Грязной. Рожи не корчит, а только челюстями щелкает. Царь таких любит, — опять сказал он.

II