Меншиков подошёл к этажерке, уставленной заморскими безделушками, принялся перебирать их и рассматривать. Неугомонному, жадному до удовольствий, ему всё было интересно, до всего было дело.
– Бековичу в Астрахани целый флот построили. Велено ему переплыть Хвалынь и шагать к Аралу. Как возьмёт Хиву и Бухару, чтобы строил новый флот и по реке Дарье плыл в Индию. По пути и Яркенд пощупает.
Матвей Петрович нахмурился, вспоминая чертежи Ремезова.
– Не может того быть, – уверенно сказал он. – Дарья до Индии никак не дотягивается, и Яркенд совсем в стороне от индийского пути.
– Ну, не знаю, – легко ответил Меншиков. – Крюк сделает, хлопот-то!
Он нашёл очки в роговой оправе, водрузил их на нос, подошёл к зеркалу и внимательно обозрел себя.
– Я тоже в Индию хотел, да царь не пустил. Любопытно же индийских девок посмотреть… Подари очки, Петрович. Я в них в баню пойду.
– Бери.
На столике под зеркалом Меншиков увидел табакерку, сразу открыл её и принялся набивать ноздри табаком, искоса поглядывая на владыку Филофея.
– А правда ли оно, отче, что митрополит Иоанн у вас святым оказался?
– Про святость говорить рано, Александр Данилыч, а тело его нетленно, – ровным голосом сообщил Филофей.
– Это же я его в Сибирь законопатил, – с некоторым самодовольством сказал Меншиков. – Он в моей вотчине храм мне наперекор освятил, а я осерчал. К вам его и упёк. Брешут, будто он мне напророчил, что я сам в Сибирь дальше него уеду. Правда ли это?
– Сплетня.
Меншиков закрыл глаза, открыл рот, откинулся назад и оглушительно чихнул, поклонившись в пол. Парик едва не слетел с его головы.
– Ну и славно, – сказал он, вытирая слёзы. – Ежели Иоанн нетленный, так я перед ним виноватый. На том свете буду ноги ему целовать.
– И на этом свете грешить не надо, – спокойно сказал Филофей.
На каминной полке Меншиков увидел длинный лакированный футляр, открыл его, достал дуэльный пистолет с ореховой рукоятью и гравированным стволом, повертел в руках и прицелился в Гагарина.
– А про твои грехи, Петрович, фискал Нестеров царю свистел. Пётр-то Лексеич спрашивает: чего нарыл за Гагариным? Нестеров с постной мордой – дескать, ничего покудова. Царь ему: значит, Матвей не вор. А Нестеров: «Вор!» Царь говорит: тогда лезь в телегу и кати обратно в Тобольск, копай дальше. Так что, Петрович, знай: у тебя за спиной сыск идёт.
– Пущай ищет, – сдержанно сказал Гагарин.
– Нестеров и у меня везде всё вынюхивает, – доверительно признался Меншиков. – Неймётся ему. Вот ведь мерин старый, а? В одиночку столько навалит, что десять мужиков перемажутся.
Над камином висела турецкая сабля в ножнах с золотыми узорами, и Меншиков, конечно, вытащил её и проверил остроту лезвия пальцем.
– Не пособишь ли ты, светлейший князь, чтобы государь дозволил нам в Сибири кремль достроить? – спросил владыка.
Он ведь обещал Семёну Ульянычу посодействовать перед Петром.
– Достраивайте, жалко, что ли? – хмыкнул Меншиков. – Только на шиша вам кремль? От медведей прятаться? – Светлейшего осенила новая мысль, и он развернулся на Гагарина. – Слышь, Петрович, а поехали на медвежью охоту? Под Вологдой знатные зверюги водятся! Мне туда как раз по пути будет! Я там строевой лес рублю на корабли для Адмиралтейства!
Меншиков несколько раз со свистом махнул саблей.
– Какой из меня охотник, Лександр Данилыч? – усмехнулся Гагарин. – Староват я уже. Или ты меня медведям на прикорм предназначил?
Но Меншиков, захваченный замыслом, не унялся.
– А ты, новокрещен, медведя бил? – обратился он к Пантиле.
– Бил, – робко ответил Пантила.
– Поедешь со мной? Руку мне как надо поставишь!
– Кремль достроить нам деньги нужны, – вернул Меншикова Филофей.
Светлейший со вздохом убрал саблю в ножны и вдруг заметил картину. Называлась она «Достославная битва Александра царя Македонского с царём Индийским Пором на брегах Гидасписа». Над кровавой свалкой македонцев и индийцев возвышались боевые слоны, покрытые цветастыми попонами. Македонский, сидя на коне, вздымал меч, а царь Пор валился с коня – в плече у него торчала стрела. Меншиков внимательно изучил картину.
– Гляди-ка, – озадачился он, – а ведь у слона четыре колена! У кого из зверей ещё по четыре колена? – он задумался. – И припомнить не могу… У лошади задние ноги назад… И у козы… И у собаки… А у свиньи? Петрович, ты на усадьбе свиней-то держишь? Пойдём посмотрим!
– Наш архитектон посчитал: десять тысяч на доделку потребно, – с тихой настойчивостью сказал светлейшему Филофей.
– Ладно, десять тыщ дам, – вздохнул Меншиков. – И всё, всё, довольно о делах. Оголодал я. Поехали ко мне на обед, у меня карасики в сметане.
– Не обессудь, Александр Данилыч, дела, – поклонился Филофей.
– Да и у меня тоже, – виновато развёл руками Гагарин.