Мало избранных

По пути от Тары до Яркенда, согласно указу государя, Бухгольц должен был построить пять-семь промежуточных крепостей. Но ещё в начале похода полковник решил, что этими укреплениями он займётся, когда пойдёт назад. На дистанции от городка Тара до Ямыш-озера был намечен лишь один ретраншемент – в устье реки Омь на джунгарском броде через Иртыш. И теперь Бухгольц с самыми здоровыми солдатами сошёл на устье Оми, чтобы соорудить новую крепость. Вряд ли сейчас она была нужна державе – Тара вполне справлялась с отражением набегов, – но полковнику хотелось хоть какого-то успеха для своей гишпедиции. Омская крепость продвинет Россию в степь на двести вёрст от прежней границы. Хотя бы на двести вёрст.

– Иван Дмитриевич прибудет в Тобольск немного позднее, – сказал Шторбен, – когда завершит работы на избранном месте.

Дитмер понимающе улыбнулся: Бухгольц боится гнева губернатора.

– А я имею рапорт господина полковника, – добавил Шторбен.

– Хорошо, – кивнул Дитмер.

Нестеров слушал этот разговор, приставив ладонь к уху.

А Маша Ремезова продолжала искать Ваню Демарина. Она бегала от солдата к солдату, и в душе её нарастал ужас. Где Ванька, где он, где?!

– Дяденьки служивые, не видал ли кто Ивана Демарина? – она замерла возле телеги, в которой сидели и лежали раненые.

– Поручик, что ли, молоденький такой? – поинтересовался пожилой солдат в застиранной рубахе, побуревшей на правом боку от крови.

– Он, он! – плачуще обрадовалась Маша.

– А кто он тебе? – хмуро спросил солдат.

– Жених! – выпалила Маша.

– Ищи себе иного жениха, синица.

У Маши неудержимо повело лицо.

– У… убили?

– Чего пугаешь, Наумыч? – нервно дёрнулся другой солдат, молодой; он полулежал в телеге рядом с Наумычем. – Парень твой в плен попал. Я знаю.

– В плен?.. – пролепетала Маша. Такого она не ожидала.

– Нас в Таре Касымка догнал, бухарец здешний, небось знаешь его. Он тоже в плен к степнякам угодил, да откупился. Говорил, что видел там твоего поручика. Ты сама у Касымки спроси, девка.

Возница шлёпнул лошадь по крупу, и телега тронулась. Маша стояла посреди толпы, зажав рот руками.

Она вернулась домой сама не своя – бледная, дрожащая, – но ничего не сказала ни матушке с батюшкой, ни Леонтию с Варварой, не объяснила, где пропадала целых полдня. Митрофановна внимательно посмотрела на Машу – и тоже, вздохнув, промолчала. Все тайны дочери она узнавала по глазам.

Но Маша и не думала сдаваться. Выждав пару дней, чтобы усыпить бдительность семьи, она отправилась на Гостиный двор в лавку Касыма.

В сводчатой палате лавки, освещённой масляными лампами, было тесно от ковров, халатов, цветных тканей, сёдел и больших медных кувшинов. Здесь пахло пылью, дублёной кожей, сандалом, воском, крысами и сушёной гвоздикой. Толстый приказчик – саркор Сарыбек – стоял навытяжку, а Ходжа Касым бил его по лицу какой-то тряпкой и ругался по-чагатайски:

– Ты думал, Сарыбек, что я погибну и не узнаю про твоё воровство?

– Я не обманывал тебя, мой господин! – зажмуриваясь, уверял Сарыбек. – Молю тебя о прощении! Это была всего лишь ошибка!

– Разве Фархад мог ошибиться, продавая сорок локтей термезского сукна по цене тафты из Жаркента? Или старый Фархад потерял свои глаза?

– Это Асфандияр обманщик, а не я! – сваливал свою вину Сарыбек.

– Нариман сказал мне, что ты велел ему для лишнего веса подсыпать в перец толчёную соль! У Хамзата под столом я нашёл сточенные гири! Ты, шакал, крадёшь не только мои деньги, но и моё доброе имя!

– Дядя Касым, – позвала Маша.

Касым оглянулся, опустил тряпку и натужно улыбнулся.

– Дозволь поговорить с тобой.

– Уходи, наш разговор ещё не окончен, – бросил Касым Сарыбеку.

Сарыбек боком выскользнул из лавки.

– Прости меня, что осквернил твой взгляд этими недостойными делами, но я не терплю воров, – Касым поклонился. – Что тебе угодно, моя роза?

– Дядя Касым, ты правда был в плену? – робея, спросила Маша.

– Да, Мариам, был, – сказал Касым и внутренне насторожился. – Моё путешествие сложилось несчастливо. Караван, в котором я ехал, подвергся нападению. Я потерял слугу, лошадь и весь свой товар и томился в неволе, пока страдания не вынудили меня пообещать выкуп за свою свободу.

– А ты видел в плену поручика Ваню Демарина?

Касым полез куда-то за прилавок, вытащил скамеечку и усадил Машу, как боярыню, а сам сел напротив на короб и прижал руки к груди.

– Я видел его, Мариам, – сказал он, и у Маши перехватило дыхание: наконец-то хоть кто-то видел Ваньку! – Это самый благородный юноша из всех, кого я знал. Подвергая себя опасности, он спас меня от ножа убийцы.

– Он жив? – шёпотом спросила Маша.

Сердце её превратилось в камень. Сейчас она услышит главное.

– Да, он жив, моя роза. Он остался в плену у зайсанга Доржинкита.

Неверной рукой Маша убрала с лица упавшую из-под платка прядь.

– А что будет с пленными, дядя Касым?

Маша много раз слышала рассказы отца про всяких пленных. Кого-то продавали в Хиву, кого-то выкупала родня, кого-то – воевода, кто-то бежал.

– Твоя душа скорбит о пленных или о Ване?

– О Ване.