Мало избранных

Гагарин, Бухгольц и Дитмер сидели в губернаторской палате Канцелярии. Все трое были при полном параде: в камзолах, париках и со шпагами. Разговор предстоял совсем не дружеский.

– Реляцию твою, полковник, я уяснил, – вздохнул Матвей Петрович. – Однако же приказ государя следует исполнить. На это мне и светлейший указал. Придётся нам собрать и снарядить другие полки и повторить поход.

Загорелое и обветренное лицо Бухгольца окаменело.

– Сие невероятно, господин губернатор, – твёрдо заявил Бухгольц. – Нам не уравнять сил. У степняков авантаж в десятки тысяч, и скопление супротив Китая они имеют как раз на Шёлковом пути, на коем стоит Яркенд.

– Следует разъяснить им, что ты идёшь без брани, – с иезуитским смирением посоветовал Гагарин, – и воинские преимущества утратят угрозу.

– Полагаете, я этого не делал? – сквозь зубы спросил Бухгольц.

– Не вижу необходимости убеждать тебя, господин полковник. Поход на Яркенд есть приказ государя. Изволь постараться.

– Вынужден отказать! – жёстко ответил Бухгольц. – Вторая попытка обречена на ещё больший неуспех, нежели первая!

– Да куда уж больше-то? – хмыкнул Гагарин.

Он отлично понимал, что Бухгольц прав, но не мог не настаивать на втором походе. Матвей Петрович знал Петра Лексеича: государь разъярится и взыщет с губернатора: почему не повторил гишпедицию? Ежели Бухгольц согнёт выю, снова пойдёт в степь и погибнет в сражениях – хорошо: это ещё больше удовлетворит богдыхана. А ежели Бухгольц воспротивится, то он и будет виноват. А губернатор сбережёт людей и деньги.

– Не хочу порочить тебя, полковник, но чую за тобой трусость, – как бы невзначай обронил Матвей Петрович.

Он хотел разозлить Бухгольца, вывести из себя, заставить при Дитмере нагородить такой крамолы, что хоть «слово и дело!» кричи. Впрочем, Матвей Петрович не сомневался, что Бухгольц был устрашён степняками, но в этой робости Гагарин не видел ничего дурного и позорного; наоборот, опасение было весьма даже разумно. Все люди боятся. Но не все люди – полковники.

– Я офицер, господин губернатор, и могу вызвать вас на поединок!

«Попал!» – убедился Матвей Петрович.

– Это мнение о тебе составляю не только я, – заметил Гагарин.

Он растравлял Бухгольца, как пса.

Бухгольц поднялся на ноги и одёрнул мундир.

– Господин губернатор! – озлобленно и строго сказал он. – Я принимаю на себя всё неудовольствие государя и согласен ответить своей головой! Я не боюсь смерти! Однако же вести солдат на верную и бесславную погибель я отказываюсь! Того требует от меня честь офицера!

– Я напишу государю о твоём решении, – предупредил Гагарин.

– Как угодно. Я тоже напишу государю об этом!

Бухгольц развернулся и, звеня шпорами, шагнул к выходу.

Дитмер смотрел на Матвея Петровича вопросительно.

– Вот и славно, что он долдон, – ухмыльнулся Матвей Петрович. – Не надо будет на новое войско вдругорядь раскошеливаться. Казна губернская пуста, как колокол. Из своего кармана бы вынимал.

А Ивану Дмитриевичу было очень горько. Пусть губернатор подлец, но укорять его не в чем. Укорять следует только самого себя и боле никого. Он уже не мог возглавить второй поход, ибо сие означало, что в первом походе он отпраздновал труса, а теперь пытается восстановить доброе имя. Ежели первый поход он свёл на ретираду, дабы спасти солдат, то и дальше должен спасать солдат – должен препятствовать второму походу. Как иначе? Надо блюсти избранную стратегию. На кону его честь и даже его жизнь. Вроде бы он, полковник Бухгольц, не совершил недостойного дела, но невозможность прежней простоты поступков угнетала его, как тайное злодеяние.

Иван Дмитриевич сидел у себя в Воинском присутствии, приказав Тарабукину никого не впускать, и мучился над новым письмом государю. В сенях раздались шум, топот, сдавленная ругань, и в горницу вступил высокий краснорожий старик с седой гривой. На его широких плечах, несмотря на август, висела дорогая соболья шуба, распахнутая по всей длине. В двери какой-то дюжий мужик удерживал, облапив, вырывающегося Тарабукина.

– Я его не пущал! – крикнул Тарабукин. – Позвать караул?

– Господин полковник, я есмь обер-фискал Алексей Яковлев Нестеров, – с важностью назвал себя старик. – А се сын мой Николай, помощник.

– Уймись, Тарабукин, – распорядился Бухгольц. – Что нужно, Нестеров?

– Поставлен государем искоренять мздоимство подданных.

– Ну, искореняй, – раздражённо сказал Бухгольц.

– Должно допросить тебя на предмет снаряжения твоего похода.

Иван Дмитриевич сунул перо в стакан. Нестеров возвышался над столом Бухгольца прямой, как доска. Николай торопливо подтащил сзади к отцу лавку и поднял отцовскую шубу за нижний край. Нестеров не глядя сел.

– Допрашивай, – предложил Бухгольц.

– Довольно ли на твой поход запасено было различных воинских орудий, провианта и фуража?

– Всё в реестрах указано.

– Я не о числе спрашиваю, а о достаточности.

Бухгольц задумался.

– За потерей коней и быстрой убылью солдат всего имелось в достатке.

– Солдаты брешут, что повальный мор проистёк от неимения аптеки?