Мало ли что говорят

Наташа(неожиданно спокойно): Ладно. Ну, слушай. Приехали мы на Тресковый Мыс, пошли на пляж, и тут… Ты представляешь? Мы идём по колено в песке, а в лишайниках торчат на ветру грибы. Как невероятные декорации к сказочному спектаклю, лениво раскинувшиеся вдоль бесконечного пляжа… Бесчисленное количество. Они напоминали нудистов, на которых никто уже не обращает внимания. К ним никто не цеплялся. Кроме меня и подруги. Грибы были чем-то похожи на наши подосиновики. Я, очумев от жадности, кинулась на добычу… Короче, нам пришлось сваливать «улов» в багажник. Благо у неё там всегда чисто и ничего лишнего, в отличие от моего… На пляж, глядя на моё экстатическое священнодействие, стал стекаться народ. Американцы крайне любопытны, но обычно свято блюдут privacy. Но, по всей вероятности, они решили, что я не в себе, и самые смелые начали так приветливо, неумело скрывая ужас, спрашивать меня, что я собираюсь делать с этими причудливыми растениями. Икебану, что ли?

СонЬя: А ты?

Наташа: Какую икебану, говорю, вашу папу и вашу маму! Я эти «растения» буду есть! Дальше было такое, что я со смеху чуть не скончалась на месте! (Она заходится в очередном приступе заливистого хохота. Все молча пережидают – СонЬя курит, Джим хранит отрешённо-философическое выражение лица, Бьорк вяло помахивает хвостом.)

СонЬя(дождавшись окончания приступа): Ну? И чего дальше-то было?

Наташа: «Вам нечего есть, бедняжка?» – участливо спрашивают меня америкосы! При моих-то ста почти двадцати килограммах, которые очень трудно не заметить! «Разве вы не знаете, что грибы ядовиты?» – говорят они мне тоном ласковых родителей, на собственном примере показывающих ребёнку-дауну, почему нельзя есть стекло. «Ну, не все грибы ядовитые», – выкручиваюсь я. Знаешь, они проявили столько искренней наивности, что даже не хотелось посылать их на три буквы… «Как же не все, – продолжают терпеливо настаивать они, – когда у всех у них только ножки да шляпы! Как же вы, голодающая русская женщина, отличаете агнцев от, так сказать, козлищ?!» (Наташа вновь хохочет, жутко довольная своим остроумием.)

СонЬя(подойдя к Наташе, чокается с её фляжкой, дабы привлечь внимание): Ну, а ты что?

Наташа: Я была честна! И, не желая уносить тайну «тихой охоты» с собой в могилу, отвечала им как на духу: «Как всегда отличают – душой и опытом». В общем, забив багажник под завязку, мы быстренько смотались, чтобы америкосы не вызвали местную психиатрическую неотложку. Вот. Эти грибы добили меня окончательно, и перебралась я из Лос-Ангельска в Бостон. (Внезапно она грустнеет и начинает декламировать. К концу – глаза у неё уже на мокром месте.)

В городках Новой Англии, точно вышедших из прибоя,
вдоль всего побережья, поблёскивая рябою
чешуёй черепицы и дранки, уснувшими косяками
стоят в темноте дома, угодивши в сеть
континента, который открыли сельдь
и треска. Ни треска, ни
сельдь, однако же, тут не сподобились гордых статуй,
несмотря на то, что было бы проще с датой.
Что касается местного флага, то он украшен
тоже не ими и в темноте похож,
как сказал бы Салливен, на чертёж
в тучи задранных башен.

СонЬя(успокаивающим тоном): Да ладно тебе. Чего ты разнюнилась? Пошли уже дальше. Заодно о грибах ещё расскажешь. Джиму. Хе-хе…

Наташа: М-да! Бродский был, безусловно, гений. Но чего-то он не догонял. Кажется мне порой, вот-вот пойму – чего именно, а оно уходит, вильнув кончиком хвоста, как сельдь… (Орёт, обращаясь к Джиму, – тот вздрагивает, Бьорк вскакивает, СонЬя с перепугу чуть не роняет фляжку, к которой приложилась было.) Рота, подъём!!!!