Мальтийский крест Павла Первого

Бабочкин сделал большой глоток, и лицо его немного посветлело.

— Ну а теперь рассказывай! — потребовал Муравьев. — Что там с тобой случилось?

Костя тяжело вздохнул, опустил голову и проговорил с трагическим надрывом:

— Я встретил там ее…

Он замолчал, как будто этим уже все было сказано и никаких пояснений не требовалось.

— Кого — ее? — не сдавался Муравьев.

Бабочкин схватил кружку, сделал большой глоток, и только после этого продолжил:

— Ее, Лену… ты понимаешь, Андрюха, я сидел за ней с первого класса до четвертого, она на предпоследней парте, а я на последней, и все четыре года передо мной был ее затылок и ее косичка… и я ее дергал за эту косичку, а иногда подкладывал ей на парту кнопки, но только теперь, когда я встретил ее там, я понял, что это была самая большая и вообще единственная любовь в моей жизни!

— Значит, ты встретил в Березове свою одноклассницу? — Муравьев сумел вычленить из бессвязной пьяной исповеди сотрапезника хоть какой-то внятный смысл.

— Я ее не в Березове встретил! Я ее еще в самолете узнал! Она передо мной сидела — я на последнем ряду, а она на предпоследнем. Прямо как в школе! Я как увидел ее затылок — так все и понял. И всю дорогу хотел с ней заговорить, но все не решался. И только уже перед самой посадкой наконец решился — и дернул ее за косу!

— И что?

— Она тут же развернулась и говорит так сердито — опять ты за свое, Бабочкин?

— Узнала, значит?

— Значит, узнала…

— Ну и что дальше?

— А дальше… дальше мы вышли из самолета вместе и прямо оттуда, из аэропорта, поехали к какой-то ее подруге…

— Зачем к подруге?

— Зачем-зачем? Непонятно, что ли? Затем, что дома у нее муж! А подруга как раз очень удачно в отпуск уехала и Лене ключи оставила, чтобы цветы поливать…

— Ага, а водитель тебя там напрасно ждал два часа!

— До водителя ли мне было… — горестно вздохнул Бабочкин. — Я же встретил свою первую… свою главную… свою единственную в жизни любовь!

— Допустим… а дальше-то что было?

— Дальше? — Бабочкин мрачно взглянул на полицейского. — Ты, значит, подробностей хочешь? Но настоящий мужчина никогда не говорит вслух о таких вещах!

— Да мне твоя любительская эротика без надобности! Она мне ничуть не интересна, так что можешь ее опустить! Ты мне расскажи, где столько времени пропадал?

— Где-где? Там и пропадал, у Лениной подруги… ты же говоришь, что подробности можно опустить.

— Так вы все это время…

— Ну да! Мы же столько лет впустую потеряли, нужно же было все это наверстать?

— Так… с этим понятно… а как же прекратился этот ваш марафон?

— Как-как… — Бабочкин снова тяжело вздохнул. — Мне бы еще пива…

Муравьев подал знак официанту, и на столе появилось еще две кружки.

— Так как все закончилось? — повторил он, когда Бабочкин сделал большой глоток.

— Муж пришел… — Бабочкин невольно прикоснулся к синяку, который постепенно приобретал цвета тропического заката. — Он ведь тоже все это время ее искал… и наконец нашел. А муж у нее, надо тебе сказать, здоровенный детина… одно слово сибиряк.

Перед глазами Муравьева очень живо предстала сцена: разъяренный сибиряк, рыдающая жена, ползающий на четвереньках полуголый Бабочкин…

— Ну а потом?

— А потом… потом они ушли, а я остался, в порядок себя приводить. И тут, представь, обнаружил, что у меня пропали все деньги. Все — прикинь! Даже на обратную дорогу не осталось! А я, между прочим, за две тыщи километров от дома! Или даже за три, я не считал…

— Ну и что же дальше с тобой было? — спросил Муравьев, которому стало просто любопытно, как его собеседник выпутался из такой неприятной ситуации.

— А дальше… дальше я сидел в этой квартире и уже хотел повеситься. Или газом отравиться. И отравился бы — да там оказалась электрическая плита. Но тут, на второй день после того как муж Лену забрал, ключ в дверях заскрипел, и пришла хозяйка. Та самая подруга, которая Лене ключи оставляла.

Меня увидела — и малость прибалдела.

Ты, говорит, что здесь делаешь?

Ну, что мне оставалось? Я ей все рассказал — и как с Леной в одном классе учился, и как за косичку ее дергал, и как встретил в самолете… ну и все остальное, включая мужа… — Бабочкин снова невольно потрогал синяк.

— А что она?

— Смеялась долго… эта ее подруга, говорит, такие фокусы регулярно устраивает. Раз в год — это точно. И муж даже не очень возражает. Это у них вроде игры такие.

— Ролевые, — вставил Муравьев.

— Во-во! Она это же слово сказала!

— Короче, чем все закончилось?

— А закончилось все тем, что подруга Ленина меня пожалела и денег даже в долг дала на обратную дорогу.

— Хорошая подруга оказалась…

— Да, только напоследок она еще кое-что сказала… — Бабочкин уставился в пивной бокал, как будто на дне его увидел безрадостное будущее.

— Что же?

— Сказала, что Лена никогда не жила в Петербурге. Родилась в Березове и там же в школу ходила. Она точно знает, потому как с первого класса с ней за одной партой сидела. Так что я насчет нее обознался. Не ее я дергал за косичку.

— А как же она тебя Бабочкиным назвала?

— А у них на последней парте тоже Бабочкин сидел. Только не Костя, а Коля.