Малуша. Пламя северных вод

Больше Дедич ничего не говорил, но по его глазам Мальфрид видела, что замыслы его на этом не кончаются. Однако обсуждать дальнейшее было рано: впереди оставался новый выбор Волховой невесты. Мальфрид пробыла в этом звании почти год, за это время успела родить Ящерово дитя, но ко дню выбора она перейдет обратно в число дев и снова должна будет встать в круг… Вот нелепость: ей, матери уже двоих детей, вернуться на прежнее место, будто этого года и не было? Даже тело ее изменилось, утратило остатки девичьей худобы, стан приятно округлился, а груди стали как два упругих, налитых сосуда. Дедич смотрел на нее так, будто эти признаки плодовитости сделали ее еще красивее, но в кругу дев она бы теперь выглядела чуждой. Однако судьбу ее будет решать господин Ящер, а как знать, чего он захочет?

Боги уже трижды выбирали ее – Перун небесный, владыка леса, господин вод. Эта честь льстила Мальфрид, но начала утомлять. «Будто на свете других девок нет!» – с тайной досадой думала она и сама себе отвечала: где еще есть такая, чтобы была наследницей пяти княжеских родов? Сама Эльга киевская уступала ей родовитостью. Мальфрид не противилась воле богов и выполнила все, что они от нее хотели. Так, может, они наконец отпустят ее на стезю обычной человеческой жизни?

Через день, едва рассвело, вся семья из Хольмгарда отправилась в Перынь: Сванхейд, ее внуки, Мальфрид с ребенком, а за ними три лодки с челядью. Еще вчера в Перынь были отосланы припасы, служанки отправились в обчины готовить пир для всех лучших людей поозёрских. Несмотря на ранний час, на причале и на лугу уже ждали люди. Платок на голове Мальфрид повязали «кукушкой» – так что было почти не видно глаз, как носят вдовы и роженицы, наполовину живущие на том свете. На руках она держала младенца. При виде нее берег огласился радостными криками, и она выпрямилась. Все эти люди, лучшие мужи и старшие жены племени словенского, ждали ее, а больше того – ее чадо, живое божество своей земли. В этот день его впервые можно было увидеть кому-то, кроме близких родичей, и она чувствовала себя истинной матерью солнца, что готова выпустить в белый свет свой драгоценный дар.

Даже жрецы – Дедич и Остронег – явились к причалу, чтобы встретить чадо господина вод. Дедич помог Мальфрид выбраться из лодьи и повел к Волховой могиле. На вершине уже горел огонь перед жертвенником, а возле него ждал Ведогость; благодаря обширной лысине среди белых волос, простиравшейся почти до маковки, он сам походил на идол. Сванхейд сопровождала правнучку, мужчины-родичи остались внизу. Впереди шел Остронег, опираясь на посох, позади – Дедич, готовый подхватить Малфу, если оступится, с ребенком на руках пробираясь по крутой тропке.

Проходя, Мальфрид покосилась на то место на склоне, под площадкой, где погиб Сигват. Но следов его крови уже не было видно, за несколько дней молодая трава поднялась и скрыла их.

Зато память о нем ждала наверху. На колу возле идола Волха торчала голова жертвенного бычка, а на другом – шлем Сигвата с вмятиной на куполе. Мальфрид невольно вздрогнула: погибнув на священном месте, Сигват стал жертвой, и на самом деле на этом колу должна была красоваться его голова. А Велебу как победителю полагалось вскрыть ему брюшину, вынуть сердце, а по печени погадать о воле богов, после чего часть от нее съесть. Не просто так же Сигурд Убийца Дракона пил кровь вынутого сердца Фафнира – это дало ему драконову мудрость.

Площадка на вершине не могла вместить всех, и сюда взошли только главы родов с женами-большухами. Мальфрид среди них была единственной молодой женщиной – будто розовый цветок среди шишек, и «полумертвый» платок не мог скрыть свежесть и силу юной матери. Старейшины с женами тесным рядом выстроились у заднего края площадки, а Мальфрид вывели вперед. Стоя лицом к встающему солнцу, она видела перед собой широкий Волхов, луга на том берегу, сосновый бор вокруг, справа – гладь озера, а вдали слева за рекой – Хольмгард. Ее трясло от ощущения, что как она видит отсюда весь земной и небесный мир, так и ее видит весь белый свет: боги и деды, владыки Занебесья и Закрадья.

Рядом с ней встал Дедич. На груди у него висели гусли. И едва он тронул струны, как Мальфрид вздохнула, ощущая волнение и дрожь, будто невидимая сила поднимает ее над землей.

Красотой красна, да ростом высока,
Лицо-то у ней было ровно белый снег,
Очи у ней да быв у сокола,
Брови черны у ней быв да ровно два бобра,
А реснички у ней быв ровно две чистых куночки… —