Мальвина с красным бантом (Мария Андреева)

В это время и Горькому, словно в отместку за причиненные Морозову страдания, пришлось крепко поволноваться. Когда Марья Федоровна была в Риге, она попала в больницу с перитонитом. Положение ее было очень опасное. Горький отправил телеграмму: «Родная, милая, буду завтра. Держись. Раньше нет поезда. Собери все силы. Жди меня завтра. Люблю. Ценю. Всем сердцем с тобой. Алексей».

Ценю! Ну да, она была для него «моя благородная Маруся, прекрасный друг-женщина», как он писал в других письмах…

В Риге, едва он приехал, Горький был арестован и препровожден в Петербург. А за его «другом-женщиной» ухаживал по-прежнему влюбленный, измученный этой губительной страстью Савва Морозов.

Она очень боялась умереть. Пытаясь ее ободрить, Морозов однажды брякнул:

– А вот увидите, что я раньше вас умру!

– Не надо, – совсем уж перепугалась Марья Федоровна, – что я буду без вас делать? Больная, слабая, нищая, никому не нужная… Со Станиславским рассорилась, из театра ушла…

Она и в самом деле оставила Художественный театр, потому что Станиславский и Немирович-Данченко все более предпочитали ей Ольгу Леонардовну Книппер-Чехову. Конечно, если бы Андреева была уверена в силе своего таланта, она бы ни за что не покинула сцену. Однако она чувствовала, что рядом с такой соперницей откровенно проигрывает. Поэтому предпочла разорвать контракт и уйти, что называется, в свободное плавание, тем более что Морозов в качестве утешения пообещал ей денег на организацию нового театра – ее собственного. Об этом Марья Федоровна сейчас и забеспокоилась, когда ее верный поклонник вдруг намекнул на возможность своей смерти.

В самом деле – он умрет (на здоровье, его дело!), а как же денежки?!

И тут Морозов показал ей страховой полис. Он застраховал свою жизнь на сто тысяч рублей и завещал этот полис обожаемой женщине. Теперь Андреева могла быть уверена: в случае чего она останется не просто обеспеченной – богатой женщиной.

Если бы Савва Тимофеевич знал, что подписал себе в ту минуту смертный приговор…

События 1905 года, называемые первой русской революцией, потрясли Морозова до глубины души. Незадолго до них, понимая необходимость перемен в России, он подал в кабинет министров скромно, но и достаточно решительно озаглавленную докладную записку: «О причинах забастовочного движения. Требования введения демократических свобод в России».

Ну что ж, за что Морозов боролся, на то и напоролся! Он вдруг стал замечать, что те, кому он помогает, кому платит немалые деньги (их он передавал Дмитрию Ульянову на квартире Андреевой ежемесячно), пишут в своей «Искре» заведомую ложь о положении рабочих на предприятиях Морозова: якобы люди там голодают и мрут от непосильного труда. Вдобавок ко всему орехово-зуевские рабочие начали забастовку. Не сами по себе, конечно: поработали тут и «джентльмен» Красин, и «человек с глазами убийцы» Бауман, и иже с ними.

Коварство и ложь бывших «товарищей» поразили Морозова. Он наконец-то посмотрел в лицо правде: любимая женщина лгала ему и вытягивала из него деньги. Друг-писатель, актеры, большевики – все хотели одного и того же. Проклятых денег!

В середине февраля 1905 года Красин явился в дом Морозова и потребовал отправить его в служебную командировку (он ведь как бы состоял заведующим электростанцией Никольской мануфактуры). Никакой служебной надобности в поездке не было, однако надобность партийная была. И тут у Морозова кончилось терпение. Едва владея с собой, он бросил в лицо Красину такие обвинения, от которых перекосило даже этого выдержанного джентльмена. И наотрез отказал большевикам в финансовой помощи: ныне, и присно, и во веки веков, аминь!

Однако все же в середине февраля он внес по десять тысяч залога за освобождение из-под стражи Горького и Леонида Андреева (между прочим, впоследствии Горький отрекся от этого и не вернул вдове Морозова деньги). Сделал это Морозов из жалости к Марье Федоровне. Незадолго до того, во время спектакля, она сорвалась в люк под сценой и сильно ударилась. Ребенка, которого она ждала от Горького (или от Красина, сие доподлинно неизвестно), спасти не удалось. Горький тогда находился в тюрьме, и Савва сделал свой широкий жест…

Но это было последним, что «товарищам» удалось вытянуть из разъяренного Саввы. Он отказался встречаться даже с Марьей Федоровной, которая хотела его поблагодарить, пытаясь вернуть прежние отношения.

Тогда, уже в апреле, к нему прилетел Буревестник – в качестве финансового агента Красина. Состоялся «пристрастный разговор, закончившийся ссорой» (по отзывам домашних Морозова). Судя по тональности этого разговора, Савва Тимофеевич одолел те мучительные колебания, которые разрывали его душу, и высказал наконец всю правду Горькому и о нем, и об Андреевой. Стыдливый Горький, который совершенно спокойно переносил, что женщина, с которой он спал по любви, спала с Морозовым по финансовой надобности: то есть проституировала ради победы социализма в одной, отдельно взятой стране, – чуть не умер, услышав, как ранее безропотный Морозов называет вещи своими именами…