Малые святцы

— По сравнению с тем, что Он Бог, — говорю я, — это не имеет никакого значения.

— Ну, ё-моё… Опять за это! — говорит отец. — Пошто вы так-то всё, с какой-то придурью!.. — Встал он, утопал к себе сердито, фикус только покачался.

— Ох, уж и муж. Гроза, а не мужик… Ну, и я пойду, — говорит мама. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — отвечаю.

Выключил я телевизор и свет в зале.

Вышел на улицу.

Стою возле ворот.

Подстрекатель слева тут же, слышу, подступил. Как углие огненное. Но помалкивает.

Ручей шумит напротив — сам с собою.

Ельником пахнет — остро в ноздри, земля оттаяла где и теперь подстыла — ею. Запах извечный — растревожил.

Небо бледно-зелёное, редкие на нём звёзды, остальные ещё не выявились. Как изумруды. Одна над ельником, в той стороне, где Петербург, сияет ярко — брусонец: были в роду у нас и поморы.

Прочертил небо с востока на запад самолёт. Самого уж нет, и гула не слышно, а след остался — розовый — воткнулся в тёмный ельник.

Сердце мне остро-остро защемило: там, далеко — Медведица, а тут… И как оставишь!

Господи, устрой.

21

20 апреля. Неделя 6-я, ваий (Неделя цветоносная, Вербное воскресенье).

Вход Господень в Иерусалим.

Преподобного Георгия исповедника, митрополита Митиленского (после 820); преподобного Даниила Переяславского (1540); мученика Каллиопия (304); мучеников Руфина диакона, Акилины и с ними 200 воинов (ок. 310); преподобного Серапиона монаха.

Литургия святого Иоанна Златоуста.

Преподобный Даниил родился в городе Переяславле-Залесском от благородных родителей и с самого детства отличался благочестием. Узнав из жития святого Симеона Столпника, что тот для обуздания плоти обвивал свое тело веревкою, и сам так сделал. Веревка вросла ему в тело и причиняла боль, но Даниил терпеливо переносил это. Поступив в своём городе в Горицкий монастырь, он 30 лет здесь подвизался и был игуменом. Особенно любимым его подвигом было отыскивать умерших странников, убитых или замерзших, застигнутых нечаянною смертью. На своих плечах нёс он отысканное тело и предавал погребению на кладбище. Здесь же, на кладбище, Даниил основал сначала храм, а затем и обитель, названную после его именем. Однажды разбойники напали на Даниила. Их поймали и представили ему на суд. Отпустил святой разбойников. Почил святой Даниил в глубокой старости в 1540 году. Нетленные его мощи открыто почивают в приделе соборного храма, посвящённом его имени.

Акулина.

«Дождь на Акулину — хороша будет калина».

Не жди калины, значит, нынче осенью, не уродится — небо ясное, дождём-то и не пахнет.

«Уродится, нет ли, — говорит на это отец, — никто не знат… Брехня всё это».

«Да пошто брехня-то, — говорит мама. — Примета».

«А приметы и не брешут! — говорит отец. — Может, чё когда и совпадало, в старину-то, я не спорю… Всё теперь перекосило».

«Может. Может быть, — сдаётся вроде мама. — И обешшано, настанут времена-то… Никому и ничему не будет веры, — говорит она. — И небо в свиток даже скрутится. Представить жутко».

«Песню свою опять и затянула, — сердится отец. — Чуть только чё, так и запела».

Мама на это только улыбается.

Скворцы появились. Наконец-то. То уж отец забеспокоился. Поселилась пара, выгнав из него воробьёв, и в нашем скворечнике — дом родной их, может, с прошлого-то года. Самка внутри гнездо себе устраивает, за строительным материалом только вылетает — слёту взялась она за дело. Самец, выпятив золотую грудку, сидит среди хвои, в солнечных лучах, на ветке кедровой, вовсю заливается — самку так он веселит, то, что слышит, передразнивает ли: помяукал и полаял.

Отец теперь много времени проводит на улице — за зиму-то стосковался. И сейчас вот сидит на скамейке, под берёзой, сложив руки на торец палки, глазами самому себе в затылок — скворца слушает. Тепло — отец без телогрейки, только в свитере, но в шапке — ту и летом не снимает он.

Мама в ограде мусор вытаявший в ведро собирает — щепки, в основном, от дров — полно тех, щепок, накопилось с осени-то. После ими печку в подсобке протопит — зря не пропадут.

Я нарезаю на кубы железной лопатой в огородчике, под крышей дома, на северной, засолнечной, стороне, плотный снег, таскаю его в ледник.

Натаскав в ледник снегу и попив крепкого чаю, подался я в лес. Едва пробрался: вода ж везде — и в лужах на дороге, и под снегом; за вербами отправился.

Принёс вербы домой, налил в двухлитровую стеклянную банку воды, сунул в неё веточки, поставил на праздничный стол в зале банку.

Умилилась вербам мама.

Пахнут.

«Господи, Господи, дожили неужели».

Отец к ним так только — прислушался.