Андрей не читал ни одного романа Юлиана Семенова, из фильма «Семнадцать мгновений весны» смотрел всего три серии, но за свой «опель» получил кличку «Штирлиц», избавиться от которой никак не мог. Одна малознакомая девушка даже в армию писала ему: «Здравствуй, дорогой Штирлиц!» Андрей подозревал, что она просто забыла его имя. Подписывался он всегда: «Счастливо! Твой А.»
Армия дала Андрею много новых впечатлений, и по возвращении он собирался написать цикл солдатских северных рассказов.
Андрей провел год на Крайнем Севере, где никогда до этого не был, и освоил специальность кочегара. Днем Андрей спал, а ночью прокачивал отопительную систему казармы, кидал уголь в котлы и следил за показаниями термометра. Иногда он пробовал писать стихи, но почти все тут же и сжигал, благо далеко не ходить. Котлы гудели, вода в трубах закипала и булькала, листки со стихами мгновенно закручивались в огне черными спиралями и ломались. Андрей открывал заслонку и смотрел на огонь.
В кочегарке было тепло, а на улице пурга. К утру снег обычно заваливал казарму, и солдатам приходилось выбираться через специальную дверь на крыше, чтобы лопатами откапывать вход. Андрей работал вместе со всеми, потом сдавал смену второму кочегару и ложился спать. До армии он не подозревал, какое это блаженство — ложиться спать утром, а вставать вечером. И сейчас ему казалось странным, что он сидит не на скрипучей табуретке около котлов, а в кабине трофейной машины, доставшейся ему от деда-генерала, и не смотрит, как огонь сжирает стихи, а думает о том, как завтра вечером встретится с бывшей женой.
Последний раз они виделись ранней осенью прошлого года. Андрей подъехал к гуманитарному корпусу университета на Ленинских горах и поставил «опель» напротив входа. Тогда ему в голову пришла великолепнейшая стихотворная строчка: «Бродит осень по колено в листьях», и он пожалел, что поблизости нет ни одного поэта.
Осенью, когда светило солнце и падали листья, все девушки казались ему красивыми. Они выходили из здания университета и с интересом смотрели на допотопную машину. «Опель» был машиной-австралопитеком. Ветровое стекло исподлобья, колесо сзади, как горб… Многим девушкам «опель» был знаком. Раньше Андрей каждый день приезжал встречать Юлию, и девушки тогда махали ему руками из окон аудиторий и посылали воздушные поцелуи. Иногда, чтобы еще больше поразить воображение девушек, Андрей приезжал за женой на рычащем мотоцикле — брал его у соседа. Юлия надевала белый с черными крестами шлем и становилась похожей на мальчика-крестоносца. Ее волосы развевались на ветру, а Андрей мастерски разворачивался, и мотоцикл, как птица, летел по проспекту Вернадского.
Той ранней осенью Андрей не знал, зачем едет к Юлии. Он писал про нее рассказ и врал себе, что если увидит ее, то рассказ получится более достоверным.
— Юлька одевается… — сказали ему подруги. — Она сейчас выйдет…
— Я привез ей анютины глазки, — сказал Андрей. — Пять минут назад с клумбы…
— А нам дашь? — скромно спросили подруги.
В былые дни они так не скромничали. Бесцеремонно набивались в машину и требовали, чтобы Андрей развозил их по домам. В машине было не продохнуть от пудры, духов и помады.
— Пожалуйста! — Андрей протянул им половину букета.
— Ты приехал мириться, голубь? — спросила одна из подруг, втыкая цветок в вязаную шапку.
Юлия конечно же видела «опель» сквозь стеклянные двери входа и выхода, однако почему-то не спешила.
— Не знаю, — сказал Андрей. — Приехал и приехал…
На Юлии был сверкающий кожаный плащ до пят. Юлия стояла на крыльце и разговаривала с каким-то парнем, а Андрей из кабины смотрел на нее.
Юлия, наконец, распрощалась с парнем и словно нехотя подошла к машине. Подруги тактично отошли к бассейну. Какой-то странный юноша в длинных черных трусах плавал в бассейне и фыркал, как дельфин.
— Почему его никто не оштрафует? — спросил Андрей у Юлии. — Здесь же запрещено купаться…
— Спасибо, что приехал, — сказала она. — Но лучше бы ты пришел пешком.
— Почему это?
— Ты слишком заметен на этой… колымаге…
— А что, уже есть кому меня нельзя показывать?
— Свято место… — усмехнулась Юлия.
— Ладно. Лучше расскажи, где была летом, что делала.
У Юлии светлые глаза. На фоне снежных гор, например, они казались чуть-чуть голубыми, а рядом с черным «опелем» глаза были темно-синими.
— Андрюшенька, милый, кто ты такой, чтобы я тебе об этом рассказывала?
— Как кто? Твой муж!
— Не паясничай… Я развелась с тобой не для того, чтобы ты надо мной издевался.
— Ты развелась? — удивился Андрей. — В таком случае, разреши мне вернуться!
— Хватит! — Юлия пошла вперед, задевая плащом за парапет бассейна, и только пронзительный сигнал — голос «опеля» — вернул ее.
— Ты меня позоришь, — тихо сказала она. — Зачем ты приехал?
— По привычке, — сказал Андрей.
— За эти… четыре месяца у тебя было время отвыкнуть…
— Странно, — сказал Андрей. — Ты даже знаешь, сколько месяцев прошло, а мне кажется, что мы не расставались…
— Очередная блажь великого писателя?
— При чем здесь это?
— Действительно…