Малый круг

Началась семейная жизнь. Сейчас Андрей уже не помнил, как она началась. Была какая-то дурацкая беседа с ее отцом на кухне. Он рассказывал Андрею, как офицеры их части по воскресеньям ездят на автобусе ловить рыбу, а мать Юлии сразу же заявила, что на жизнь будет давать им пятьдесят рублей в месяц, а остальное пусть где хотят, там и берут. И пусть не спешат с ребенком, потому что ребенок так рано — это нищета, пеленки и безденежье. Сначала надо встать на ноги.

А на свадьбе было весело и хорошо, только Андрей не выпил ни рюмки, потому что внизу стоял «опель», на котором ему предстояло везти Юлию и ее вещи к себе домой.

Их семейная жизнь длилась год. За это время ничего особенного не произошло.

— Ты начал ненавидеть свою бедную жену, — сказал как-то после семинара преподаватель, возвращая Андрею рассказ. — Рассказ злой и нехороший… Раньше ты писал добрее… Кстати, нужен большой очерк об одном человеке… Живет человек на Сахалине… Помнится, был у нас разговор…

— Я не могу, мы с женой уезжаем в Пятигорск…

— Гляди-ка ты, Лермонтов какой…

По ночам Юлия плакала в постели и спрашивала, сколько у Андрея было до нее женщин, а он молчал и отворачивался к стенке, потому что кое-какие женщины все-таки были, а некоторых из них он сейчас очень хотел увидеть.

Мать Андрея преподавала в Финляндии русский язык, а до этого она преподавала его в Заире, Таиланде, Японии, Дании, Англии. У них была не квартира, а музей западноевропейского быта, сдобренный африканской и японской экзотикой. Андрей жил с Юлией в этой квартире, мать регулярно присылала деньги и вежливо интересовалась в письмах, как идет их семейная жизнь.

После ночных слез Юлии Андрей просыпался в отвратительном настроении. Юлия же была веселой и жизнерадостной.

Юлия одевалась, а он валялся в постели, и когда она появлялась, чтобы поцеловать его на прощание, его вдруг охватывало желание, и он мстил Юлии за ночные слезы. Ему доставляло удовольствие снова раздеть ее, красивую, благоухающую. Тщательно отглаженную одежду бросить на пол, размазать у нее на лице косметику, лизнуть в черную ресницу. А она вырывалась, говорила: «Сумасшедший!», но, как правило, уступала и опаздывала на первую пару.

На кухне оставалась немытая посуда. В холодильнике лежали полуфабрикаты из домовой кухни. Андрей жарил на подсолнечном масле шестикопеечные котлеты и пил кофе. Потом одевался, садился в «опель» и уезжал в библиотеку читать критику русской литературы XIX века: ему предстояло сдавать государственный экзамен. В библиотеке он с непонятной тоской смотрел на девушек, потом зачем-то снимал с пальца желтое обручальное кольцо и прятал его в карман. К трем часам он сдавал книги и ехал к университету встречать Юлию.

Про них говорили, что они отличная пара. Особенно хорошо смотрелись они издали. Примерно* одинакового роста, оба в джинсах и кожаных куртках — он в черной, она в коричневой, она со светлыми распущенными волосами, он с темными и не очень длинными, на фоне матового бока «опеля» они казались всем классической молодой семьей начала семидесятых, когда женщина равна мужчине в правах, а жилищный вопрос решен.

Они оба играли на пианино. Он в основном классические вещи, она больше по слуху. Если он хорошо владел техникой — брал сложные аккорды, мог даже сыграть этюд Ре-минор Рахманинова, то она лучше подбирала, могла тут же сыграть любую услышанную мелодию.

— Знаешь, — сказал ему через полгода преподаватель. — Я, может, насчет тебя ошибался. Ты ведь еще не развелся?

— Не развелся, — сказал Андрей.

Они стояли около большого окна в здании на Тверском бульваре.

— Ты как-то не по-русски стал писать. Наверное, читаешь одних иностранцев?

Андрей хотел сказать, что сейчас он вообще ничего не читает, но промолчал.

— Вообще-то я вас всех не понимаю, — говорил преподаватель, он имел в виду семинар. — По творчеству… Ладно, пиши, учись… — он пошел по коридору, держа под мышкой толстую папку с чужими рассказами и повестями.

— Учитель! — догнал его Андрей. — Я недавно читал ваш роман. Это прекрасная вещь…

— Спасибо за вранье… — сказал преподаватель. — Я в твои годы был прямее… Достоевского я вообще не знал, а Толстой мне казался мещанином… Ладно…

…Андрей был загадкой для литературных девушек. Владелец «опеля», умеющий играть на пианино, молчаливый и модно одевающийся (мать присылала из Финляндии), когда он читал на семинарах рассказы, они высказывались осторожно, а чаще всего они не знали, что говорить. «У него мировоззрение подростка, который возомнил себя семидесятилетним стариком», — сказала одна из литературных девушек.

Когда Юлия уехала на практику — раскапывать боспорский город Мирмекий — у Андрея начался с этой девушкой роман.

Бедный «опель» стонал и надрывался на горбатых загородных дорогах, мелькали лица, дачи, орала музыка, ярились и трясли черными и русыми бородами спорящие, а утром Андрей страдал с похмелья и полз на недовольном «опеле» домой. Расстался с литературной девушкой, скучная повесть которой до сих пор лежала у него на столе, Андрей на удивление легко.