Малый мир. Дон Камилло

— Тебе-то, небось, страсть как приятна такая музыка, — пробормотал дон Камилло. — Жаль только, она умолкнет, когда коровы передохнут. Вы, конечно, молодцы, что стоите насмерть. Нужно было еще велеть батракам поджечь гумно, сеновал и собственные дома: вот Пазотти бы разозлился, ему бы тогда пришлось, бедняжке, бежать в Швейцарию и тратить свои последние милионы из тамошних банков на жизнь в гостинице.

— Посмотрим, доберется ли он до Швейцарии, — с угрозой в голосе ответил Пеппоне.

— Правильно! — воскликнул дон Камилло. — Пора уже решительно покончить со старыми предрассудками типа пятой заповеди, где говорится «Не убий». А при встрече с Господом Богом сказать ему прямо: «Без разговорчиков, пожалуйста, синьор Вседержитель, а то Пеппоне как объявит всеобщую забастовку, так все и сложат руки». Кстати, Пеппоне, а как ты заставишь сложить руки Херувимов? Ты об этом подумал?

Пеппоне замычал не хуже коровы, которая никак не могла отелиться и издавала душераздирающие вопли.

— Вы не священник! — процедил он сквозь зубы. — Вы генерал ГПУ!

— Гестапо, — поправил его дон Камилло, — ГПУ — это по вашей части.

— Ходите тут по ночам по чужим владениям с автоматом в лапах, как бандит!

— А сам-то?!

— Я служу народным массам!

— А я служу Богу!

Пеппоне пнул ногой булыжник.

— С попами разговаривать невозможно! Не скажешь и двух слов, а они уже приплели политику!

— Пеппоне, — с нежностью обратился к нему дон Камилло. Но тот его перебил.

— И не надо мне рассказывать про общественное достояние и все такое прочее, а то, видит Бог, выстрелю!

Дон Камилло покачал головой.

— С красными невозможно разговаривать. Не скажешь и двух слов, а они уже приплели политику.

Послышалось мычанье телящейся коровы.

— Эй, кто здесь? — раздались в это время голоса на берегу. Это были Нахал, Тощий и Серый.

— Пойдите посмотрите на дорогу к мельнице, — приказал им Пеппоне.

— Хорошо, — согласился Нахал. — А ты с кем это тут болтаешь?

— С душонкой твоей проклятой, — озверел Пеппоне.

— А корова-то с теленком все кричит и кричит, — заметил Нахал.

— Пойди попу доложи! — завопил Пеппоне. — Чтоб она сдохла! Я защищаю интересы народа, а не коровы!

— Да ты чего, командир, не злись, — примирительно сказал Нахал и ретировался со всей командой.

— Молодец, Пеппоне, — прошептал дон Камилло, — пойдем защищать интересы народа.

— Чего это вы задумали?

Дон Камилло уверенно направился по руслу канала в сторону фермы. Пеппоне приказал ему остановиться, пригрозив разрядить всю обойму в его в спину.

— Пеппоне — упрямое животное, как ослик, — продолжал миролюбиво дон Камилло, — но он не стреляет в спину священникам, исполняющим то, что им велит делать Бог.

Пеппоне грязно выругался.

Дон Камилло резко развернулся.

— Хватит вести себя как осел, а то сейчас получишь такой прямой в морду, как тот твой федеральный чемпион…

— Можете мне не рассказывать, я и так знал, что, кроме вас, некому было. Но это к делу не относится.

Дон Камилло продолжал идти, а Пеппоне плелся за ним, ругаясь и угрожая автоматными очередями.

На подступе к коровнику их остановил окрик патруля.

— Идите к черту, — ответил Пеппоне, — теперь я тут подежурю, а вы валите на сыроварню.

Дон Камилло даже не посмотрел на запечатанную дверь, он взобрался по веревочной лестнице на сеновал под крышей коровника и позвал:

— Джакомо!

Старый скотник, приходивший к нему в приходской дом рассказать о телящейся корове, вылез из сена. Дон Камилло зажег фонарь. Они отодвинули один из стогов сена, и в полу показался люк.

— Залезай, — сказал дон Камилло старику.

Тот полез вниз, и довольно долго его не было видно и слышно.

— Разрешилась, — прошептал он, вылезая, — я в этом деле толк знаю, столько отелов принял, лучше любого ветеринара.

— А теперь домой, — велел старику дон Камилло, и тот исчез.

Тогда дон Камилло распахнул крышку люка, подтащил к нему скирду сена и бросил вниз.

— Чего это вы задумали? — спросил прятавшийся все это время Пеппоне.

— Давай помогай мне кидать сено, а я тебе потом объясню.

Пеппоне замычал себе под нос, но принялся скидывать скирду за скирдой. Дон Камилло спустился к коровам, и Пеппоне последовал за ним.

Дон Камилло подтащил скирду сена к правой кормушке, перерубил связывающую ее проволоку и рассыпал сено по кормушке.

— Займись левой кормушкой, — приказал он Пеппоне.

— Ни за что, хоть режьте меня! — закричал Пеппоне, подтаскивая скирду сена клевой кормушке.

Они работали, как целая рота скотников. Потом пришло время поить. А поскольку это был самый передовой коровник с двумя рядами коров и желобами для воды, то приходилось метаться вдоль сотни коровьих хвостов, отбиваться от копыт, тянуть коров за рога и бить кулаками по мордам, чтобы они не перемерли от чрезмерного питья.

Когда они управились, в коровнике было все еще темно. Но только потому, что все окна и двери были заколочены досками.

— Три часа дня, — сказал дон Камилло, посмотрев на часы, — до вечера отсюда не выбраться.

Пеппоне злился, но понимал, что ничего не поделаешь.

Вечер застал дона Камилло и Пеппоне в углу коровника, играющими при свете керосиновой лампы в карты.