Малый мир. Дон Камилло

— За компенсацией пойдешь к руководству кооператива, — сказали они, ухмыляясь.

— Я никуда не спешу, — ответил Магуджа. — Времени много, делайте что хотите.

Он встал на другой стороне площади и смотрел, как горел кооператив. Когда от здания осталась только пара головешек, он снял шляпу, развернулся и пошел домой.

Его никто не тронул. Он закрылся у себя на хуторе и больше в городке не появлялся.

В 1944 году дон Камилло увидел его однажды вечером у дверей приходского дома.

— Они мне предлагали должность подеста[25], я отказался, а теперь они в отместку хотят угнать моего сына на немецкий фронт.

Дон Камилло согласился ему помочь.

— Только давайте договоримся сразу, — прервали его слова Магуджа, — я прошу помощи у вас как у человека, которого уважаю, а не как у дона Камилло — священника, которого я должен презирать за сам факт того, что он — священник.

Старый Магуджа принадлежал к тем «историческим социалистам», которые с нетерпением ожидают собственной смерти, чтобы насолить попу, отказавшись от последнего причастия и христианского погребения, и требуют, чтобы их хоронили под Интернационал.

Дон Камилло спрятал руки за спину и попросил про себя Бога, чтобы Он их придержал.

— Договорились, — ответил он Магудже. — Я как человек спустил бы вас с лестницы, но как священник должен вам помочь. Но предупреждаю, я вам помогаю как порядочный человек, а не как антиклерикал.

Он продержал сына Магуджи шесть дней на верхушки колокольни, а позже переправил в более безопасное место в грузовике с сеном.

* * *

Потом передряга закончилась. Прошло время, и в городке начали поговаривать, что старый Магуджа занемог и ему осталось недолго. И вот однажды после обеда за доном Камилло пришли и передали, что Магуджа хочет с ним поговорить.

Дон Камилло вскочил на велосипед, ухватил руль, не хуже чемпиона Джирарденго[26] и помчался как ветер. В дверях его встретил сын Магуджи.

— Простите дон Камилло, но вы должны остаться на улице, — сказал он.

Он провел его к открытому окну. Прямо под окном стояла кровать старого Магуджи.

— Я поклялся, что нога священника мой порог не переступит, так что не обижайтесь, — объяснил Магуджа.

Дону Камилло страшно хотелось развернуться и уйти, но он остался.

— Можно я с вами поговорю как с человеком, не как со священником? — спросил Магуджа.

— Говорите.

— Я хочу умереть так, чтобы мою совесть ничто не отягощало. Я хочу поблагодарить вас за то, что тогда спасли шкуру моего сына.

— Я тут ни при чем, — ответил дон Камилло, — за спасение вашего сына надо благодарить не меня, а Бога.

— Дон Камилло, не надо переводить беседу в политику, дайте мне умереть спокойно!

— Вы не можете умереть спокойно, если не умрете в благодати Божьей! — воскликнул дон Камилло в смятении. — Вы столько любви дали другим людям за свою жизнь, почему же вы ненавидите самого себя?

Магуджа покачал головой.

— А вам какое дело, дон Камилло? — Он помолчал, а потом сказал: — Понимаю, вы волнуетесь, что светские похороны повредят вашей репутации настоятеля прихода. Ну, ладно, я не хочу, чтобы после моей смерти кто-то думал обо мне плохо. От исповеди и причастия я отказываюсь, но, чтобы сделать вам приятное, велю написать в завещании, что согласен на отпевание.

— Чтобы сделать вам приятное, я готов отправить вас прямо в преисподнюю! Мы не на рынке! — закричал дон Камилло.

Старик вздохнул. Дон Камилло опомнился.

— Магуджа, — сказал он умоляюще, — вы пока подумайте еще немножко, а я помолюсь, чтобы Господь просветил ваш разум.

— Это не имеет ни малейшего смысла, — ответил старый Магуджа. — Господь всю жизнь просвещает мой разум, иначе как бы я умудрился соблюсти все его заповеди? Но я не буду исповедоваться, потому что вы подумаете, что, мол, старый-то Магуджа, как в силах был, так задирался со священниками, а как дело запахло керосином, перепугался да сдался. Лучше в пекло!

Дон Камилло застонал.

— Если вы верите в Бога и в пекло, почему вы не хотите умереть по-христиански?

— Чтобы попам насолить! — упрямо твердил свое Магуджа.

Дон Камилло вернулся домой в страшном возбуждении и пошел говорить с Христом.

— Как же так, порядочный человек, а доведет себя до того, что подохнет как собака. А все из-за какой-то гордыни!

— Дон Камилло, — ответил Христос со вздохом, — там, где начинается политика, возможно все. На войне бывает так, что человек прощает своего врага, пытавшегося его убить, и делится с ним последним куском хлеба. Но в политической борьбе человек ненавидит своего противника, и из-за одного только слова сын готов убить родного отца, а отец — сына.

Дон Камилло походил туда-сюда, потом остановился.

— Господи, — он развел руками, — если на небесах записано, что Магуджа должен подохнуть как собака, то настаивать бесполезно. И да свершится воля Господня.

— Дон Камилло, не надо все переводить в политику, — строго сказал Христос.

Через пару дней городок облетела весть, что старого Магуджу прооперировали, причем на редкость удачно. Не прошло и месяца, как он появился в приходском доме, бодр и весел, как никогда.