Малыш для биг-босса

– Не можешь, значит, – повторяет абсолютно ледяным тоном, прошибает меня изменившимся взглядом.

– Не могу.

Выдыхаю едва слышно, а у самой душа в пятки уходит. Я хочу домой. К сыну. В тепло и уют. В безопасность. Пусть мнимую, но мою. Я хочу в свой мир, который я собирала по кускам.

– Дай мне свободу, Умаров, и исчезни! Просто оставь в покое. Я три года…

Запинаюсь, чуть не выдаю, что все это время пыталась жить без него, чуть вслух не произнесла, опускаю взгляд, не могу больше на него смотреть. Не хочу.

Внезапно слышу громкий звук и вздрагиваю, а когда глаза распахиваю, вижу, как Умаров одним ударом снес столешницу.

– Три года… – повторяет зло, цедит слова. – Три года ты путалась с этим выродком и прощала ему все. Тебя чуть на асфальте не раскатала свара ублюдков, тоже спишешь?!

Я знаю, что этот мужчина собственник до мозга костей, но молчу. Пусть думает все, что хочет. Только пусть отпустит.

Мы оба кипим. Не знаю, почему он решил вернуть свою постельную игрушку, но я ощущаю, что нахожусь в шаге от истерики.

– Три года. Баграт. У меня своя жизнь. А ты… у тебя есть личная жизнь, вот и займись ею, а не вытаскивай бывших любовниц из-под бандитов с улиц! А потом сам становись таким же! Чем ты лучше их всех?!

Что я несу?! Что же я делаю?!

В горле дерет. Ощущение, что ком застрял. Не продохнуть.

– Замолчи!

Рявкает так, что сердце вздрагивает. Глаза у него экранируют. Становятся похожими на небо, темное, грозовое.

Бросает взгляд в сторону.

– Уходи…

Не сразу реагирую на голос. Не понимаю, что Умаров говорит эту фразу именно мне.

– Что?!

– Что слышала. Вон пошла. К своему муженьку. Ты ведь этого хочешь.

Да. Этого. Конечно. Только вот в противовес на душе скребет что-то непонятное. Болезненное.

– Утром тебе вернут одежду, и водитель отвезет, куда скажешь.

– Так просто? – спрашиваю с надеждой.

Буравит меня немигающим взглядом, нечитаемым, и выдает зло:

– Еще раз. Надежда. Ты ведь хочешь это услышать, да? К чему ты так рвешься? Неужели этот урод так сильно въелся в твои мозги, что все спустишь и опять пойдешь к нему?! Чтобы тебя продали в очередной раз?!

Рявкает так, что стены сотрясаются, взгляд у него опять полыхает, понимаю, что Баграт совсем не так спокоен, как кажется.

Моргаю. Горечь разливается по нутру. С этим мужчиной никогда не было легко и однозначно, а сейчас я в его цепких лапах.

Не отпустит он меня. Не так легко.

Застываю на месте, ресницы дрожат, плакать не могу, не хочу.

– Нам предстоит о многом поговорить, Надя, – добивает, наконец, словами.

Разворачивается и идет в сторону лестницы, а я смотрю на широкую спину уходящего мужчины и понимаю, что не могу оставаться в этом доме больше.

Вдох – выдох. Где-то шваркает дверь так громко, что до меня звук доходит, и я выхожу из кухни. Иду в холл и оказываюсь у входной двери.

Слезы застилают взор, но все же взгляд цепляется за что-то знакомое. Замечаю в вазочке тэговые ключи от машин. Их несколько, но взгляд останавливается на том, что с брелоком в виде поломанного гвоздя.

Почему-то вспоминаю, как Баграт учил меня, как впервые посадил за руль, и я кричала от чувства дикого восторга, когда летела по безлюдной трассе навстречу закату с любимым мужчиной, а потом был секс, горячий, огненный, на заднем сиденье.

Потом я получила права и Умар подарил мне автомобиль, который я оставила, так и не заведя мотор новенького седана.

Не успела. Сказка кончилась.

Странно видеть эти ключи и осознавать, что Умаров остался верен своей привычке хранить ключи в вазочке.

Угнетенность щелкает так, как если бы кто-то мне врубил с силой в солнечное сплетение.

Стены начинают давить. Воздух заканчивается. В мозгу вспыхивает мысль, что я не могу оставаться здесь дольше. Ни на секунду. Я домой хочу.

Я часто слышала про аффект, но никогда не думала, что может быть так больно и обидно, я нахожу себя уже в спальне, беру сумочку и прижимаю к груди.

На сколько Баграт меня оставит в покое? Да и оставит ли!

Да, сейчас он сказал ждать утра, ждать одежду и его позволения покинуть дом, но…

«Не могу! Не могу! Не могу!» – бьет набатом по вискам, пальцы дрожат, а ноги сами несут вниз по лестницам.

Кто сказал, что я сильная? Кто сказал, что я смогу вытерпеть Умарова?

Еще раз попасть под его каток. Душа рвется на части, а тело вибрирует от неудовлетворенности. Сердце отдает дикой пульсацией, слезы обжигают.

Вылетаю в холл и цепенею рядом с вазочкой с ключами. Не знаю, почему пальцы сами цепляют один из брелоков, и я сжимаю метал в кулаке так сильно, что он царапает плоть, боль не отрезвляет, наоборот.

Вскидываю голову и иду к дверям. Дергаю. Не заперто. Конечно. Зачем Умарову запирать двери, если у него полон дом вооруженных охранников.

Я выхожу на улицу и ежусь, чувствуя неприятный ветер, поднимаю взгляд к темным небесам, набухшим, набрякшим, которые грозятся вот-вот излиться влагой.

Я опускаю взгляд к руке с ключом, внимательно рассматриваю вензель дорогущего немецкого седана, как в тумане все, а потом осматриваюсь по сторонам.