Малыш, который живет под крышей

– Э-э-э… – Она чувствует себя совершенно косноязычной. Никаких не то что остроумных ответов – вообще никаких. Выбивает всё – и увлечённость, и даже мечтательность в его голосе, и его руки на ее плечах. Она вздохнула. – Наверное, это будет круто. Красиво. Я уверена просто, что ты всё придумаешь и сделаешь стильно и красиво.

Сама поражается, как серьёзно и, что самое удивительное, искренне звучит ее голос. Макс заразил ее своим… чем-то. Тем, что видит в этих серых стенах и пыльном полу. Все-такие архитекторы – такие странные ребята.

– Спасибо, – кивнул он. Неловко и как-то торопливо убрал руки. – Я тебе покажу, что получится. Обязательно… приглашу и покажу.

– Хорошо, – она кашлянула. – Буду ждать. Приглашения. Кстати… – Так, соберись, Кира Артуровна, соберись! – Белые розы и брют сработали?

– Брют? – Он нахмурился. – А я подумал, что ты ошиблась адресатом. Слушай, Кира, ты только не обижайся, но… Я понимаю, вы сестры и всё такое, но мне эта информация про белые розы и брют совершенно без надобности. Твоя сестра совсем не в моем вкусе. Вообще.

– Ясно.

Что тут еще скажешь? Что она очень рада? Это правда, но говорить такое – бред. А собственное поведение в ресторане теперь кажется вдруг невероятно инфантильным, до неприличия. Выдумала себе и несколько дней огрызалась на всех подряд. Было бы из-за чего. А теперь вот почему-то хочется улыбаться.

– А мне показалось… – Макс всё так же хмур, и тон у него чуть ли не обвиняющий. – Что Козиков по тебе сохнет?

Кроме очередного «э-э-э» сказать нечего. Как-то так вышло неожиданно, что из обвинителя она превратилась в обвиняемую. Как отшутиться – идей нет, да и желания тоже. Надоело. Устала.

– Угу, – вздохнула она. – Сохнет. На мою голову. Ума не приложу, что делать. На крайний случай придётся менять работу. Это всё, – усмехнулась невесело, – моя нечеловеческая харизма. Или Влад – извращенец.

– То есть он сохнет в одностороннем порядке? – Мáлыш какого-то хрена чуть ли не допрашивает ее. Самым что ни на есть суровым тоном. – Просто он же и женат, и сам по себе… кобель редкостный. Я его мало знаю, но Костя рассказывал. Не вариант, Кир.

– Конечно, не вариант. Он совсем не в моем вкусе. Вообще.

Какое-то время они молчали, глядя друг на друга. А потом Макс вдруг взял ее руку и поцеловал. Пальцы. А у Киры поджались пальцы в мягких замшевых мокасинах.

– Совсем забыл. Константин Семёныч просил от его имени пальчики облобызать.

– Премного благодарна, – Кира неосознанно сунула руку в карман, чтобы потом, когда останется одна, прижаться губами к тому месту, которое он… Бред! Детский сад! – Я его непременно поблагодарю. – Она еще разок кашлянула. – Мы здесь всё?

– Угу. Пошли.

– Ты совсем легко одета. Дать тебе ветровку?

– Я же на машине! – И вообще, независимая и сильная женщина, а не дурочка, которая млеет, когда ей руки целуют.

– А от машины до дома?

– Да я машину под окнами бросаю! – Кира не выдержала и рассмеялась. Сегодняшний странный Мáлыш только что в который раз поставил ее в тупик, и она пыталась за смехом спрятать неловкость. – И ветровка у меня в машине валяется, если что. А ты сам куда сейчас? Где живёшь?

– Да там же, на Ваське. Снял себе временно – недалеко от своей бывшей… квартиры.

– Удобно? – Ей не хотелось прощаться. Нелепо, но хотелось продлить этот странный вечер. И странного, непривычного Макса Мáлыша.

– Нормально, – поморщился Макс. – Не привык я к чужому жилью, потому и тороплюсь с отделкой. Костя к себе звал жить. Но я от него в офисе-то иногда не знаю, куда деться. А уж жить с ним… – Он усмехнулся. – Лучше в съёмной квартире, чем с Драгиным.

Кира кивнула. Ну, всё. Темы для разговора исчерпаны.

– Пока, Малыш.

– До встречи, Карлсон…чик.

Она проследила, как Макс дошёл до машины. Открыл дверцу, нагнулся, садясь в автомобиль. Задралась футболка, мелькнула полоска спины. Что за пидерская манера носить джинсы, которые сидят так низко, что трусы видно!

Объект шестой: Каменноостровский проспект

– Так! Продолжаем разговор!

– Утра доброго, Кира Артуровна.

Из трубки доносилось невнятное мычание, на речь homo sapiens похожее мало.

– Кира. Кирюша. Карлсон, мать твою! Просыпайся!

– Так вы к моей маме… – прозвучало сквозь зевоту. – Сейчас я Раису Андреевну позову…

– Кира, хорош придуриваться. Ты же проснулась. Речь связная прорезалась.

– Я сейчас тебе покажу связную речь! – Кира перевернулась на живот, вытащила из-под подушки руку и поднесла циферблат к глазам. – Мáлыш!

– Я за него. – У этого подлеца еще и довольный голос.

– Девять утра! Тебе больше нечем заняться в субботу в девять утра, кроме как мне звонить?

– Как это «нечем заняться»? Да у нас куча дел! А ты всё дрыхнешь!

– У нас?! – Она села на кровати, прижала одной рукой подушку к животу, другой продолжала прижимать к уху телефон. – Мáлыш, скажи честно, кто тебя покусал? Бешеная собака? Энцефалитный клещ? Голодный вампир? У тебя явно что-то с головой.