Малыш от бизнесмена. Любимых в награду дают небеса (СИ)

Да, я понимаю, что у меня внутри есть негативные эмоции по отношению к отцу. Обида, злость… Но также понимаю, что моим лучшим решением было не бросаться сразу же с порога с криками и слезами, что он во всем виноват, где был эти годы и какая он сволочь. Лучшим решением было выслушать, а потом уже делать выводы. Разве мама была права, не сказав отцу о том, что все-таки приняла решение оставить меня? Она сделала все, чтобы он не узнал обо мне.

Взяла деньги на аборт, а затем - переезд. Маму тоже можно понять. Ее отвергли. Предпочли другую.

Глаза заволакивает невыплаканными слезами, как будто прорвало плотину, сдерживающую много лет боль, одиночество, ощущение ненужности. Раньше я часто думала о том, как бы поступила, если бы увидела отца и представился шанс на разговор. В то же время, сжимая кулаки, мечтала, как скажу, что меня не задело, что он так поступил с беременной мамой. Сейчас все это будто потеряло смысл. После того, как я услышала его правду, все по-другому стало. Я должна дать ему второй шанс. – Алена, прошу не молчи, - голос отца дрожит. Широкие ладони аккуратно прикасаются к щекам, вглядываясь в глаза. – Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить?

Прикрываю на миг веки.

Перед глазами сразу же заплаканное лицо мамы всплывает. Готова ли я отречься от отца? Отказаться от того, что судьба предлагает? Мамы уже давно нет, а человек, стоящий передо мной… Кто я такая, чтобы его судить? Тратить свою жизнь на пустую злость и обиды? Нет уж, увольте! По щекам слезы текут, но по совсем другой причине.

Я уже давно не одна. Я стала сильной и место прощению в моей душе всегда найдется.

Словно ощущая, что во мне что-то незримо изменилось, Лазарев, хватается за это, как утопающий за соломинку:

– Я не хочу давить на тебя, Алена, — мужской голос то и дело прерывается. Ему так же, как и мне, безумно сложно. - Но, если бы я знал, что у меня есть хотя бы один шанс…

В нем столько надежды и боли, что я, почти не отдавая себе отчета, даю обещание:

– Да.

Одно простое слово, но на душе становится так легко!

Улыбаюсь сквозь слезы. Я поступаю верно!

— Я давно простила.

Во взгляде мужчины появляется нескрываемое облегчение. На секунду Лазарев прикрывает глаза.

– Скажи, ты хоть раз думал о том, что если бы я… ну… если бы… - прикусываю с силой внутреннюю сторону щеки так, что рот вкусом железа наполняется. Каждое слово с трудом дается, но отец меня сразу понимает.

– Думал, — его подбородок будто каменеет, — но намного позже. Судьба меня жестоко наказала, Алена. Мы с Верой потеряли ребенка. Я думал о том, что сделал… про те деньги на аборт. Прячу лицо на широкой груди, где гулко сердце бьется.

Я ему верю. Чувствую раскаяние.

– Спасибо, – тяжелый вздох, так и не найдя выхода, вибрирует в его широкой груди. — Спасибо, девочка моя, за шанс. Ты не пожалеешь.

– Убрал руки от моей жены!

Охнув, поворачиваюсь в сторону двери. Дима! Всегда смуглая от природы кожа мужа, сейчас почти белая, как пергамент. Он не смотрит на меня. Все внимание любимого сосредоточено на мужчине, что держит меня в объятиях. Судя по клокочущей ярости в глазах мужа, он услышал лишь последние слова и воспринял их по-своему. Дима решительно приближается к нам, и чтобы не допустить непоправимое, мне ничего не остается, как выпалить все на одном духу:

– Это мой отец!

Дима останавливается так резко, словно на невидимую глазу стену натыкается. С ходу отрицает, либо просто не хочет с правдой мириться:

– Это чушь какая-то! – крылья носа раздуваются, когда он Лазарева взглядом в стену вбивает. — Это он придумал?

Зеленые глаза таким гневом горят, что на секунду за только что обретённого отца волнуюсь. Даже сомнений нет – Димка одним движением его в бараний рог скрутить может. Рука отца на моей талии напрягается, но он не отступает. Что же, похоже, обоим мужчинам выдержки не занимать.

Кажется, коса на камень нашла.

— Это правда, – голос Лазарева звучит глухо, но уверенно. - Я могу предоставить доказательства. Рождение дочери заставляет смотреть на вещи по-другому, – с намеком смотрит в глаза моему мужу. — Ты мне не враг, Волков.

– Ой ли…? — насмешливо приподнимая бровь, цедит муж. – Еще скажи, что теперь мы - партнеры и родственники.

– Можешь называть это так, как хочешь, – морщится отец, но уже более спокойно добавляет: — Можешь не верить мне, но пока ты относишься к моей дочери так же, как я отношусь к ней, не возражаю.

Мягко отстраняюсь от Лазарева и уже через секунду моя рука в горячей ладони Димы тонет. Мне очень хочется верить, что Лазарев говорит искренне. Как в душе любого человека, в моей теплится надежда в чудо. Я не знала, как это может быть спокойно и приятно - сидеть у отца на коленях. Ощущать его присутствие, наполненное добротой и заботой. Когда тебе позволяют быть маленькой девочкой и говорят, что ничто не угрожает и ты может получить всё, что хочешь от этого мира.

Всё, что не вредит и не опасно для любимого ребенка.