Малыш пропал

— А! Вы тоже это чувствуете, — с улыбкой сказала она. — Хотела бы я знать, разделяете ли вы и другое мое чувство, довольно странное, которое вызвал во мне этот мальчик, что помочь ему — большая радость?

Она внимательно вглядывалась в Хилари, приставив ко лбу желтую кисть руки с розовато-лиловыми вздувшимися венами. Но на его лице не отразилось ни намека на понимание или надежду, осенившие его при словах мадам Меркатель, и она не стала больше удерживать руку, вновь опустила ее на колени и мягко прибавила:

— У вас есть какое-то представление, ваш ли он сын, мистер Уэйнрайт?

Услышав этот вопрос, он должен бы возмутиться и холодно отвергнуть подобное вторжение в его частную жизнь, а ему хочется говорить об этом здесь и сейчас, с этими людьми, удивленно подумал Хилари. Хочется говорить об этом на своем родном языке с этой самой женщиной. С ней я всегда мог бы это обсуждать, даже до того, как пришел сюда, еще в белом безвкусном доме в предместье Лондона или еще в доме из красного кирпича подле сада Собора св. Павла. И вдруг мелькнула мысль, а не скажет ли она, как мне следует поступить, и лишь потом он ей ответил:

— Я не знаю, мой ли он сын. Я не вижу в нем ничего, что дало бы мне понять, мой он сын или не мой. — И прибавил про себя: я даже не уверен, хочу ли, чтобы он оказался моим сыном.

— Как учитель этого мальчика, я полагаю необходимым поделиться с вами, мсье, своими мыслями о нем. Разумеется, я не могу сказать, ваш он сын или нет. Я лишь могу утверждать, что он сын кого-то вроде вас, — сказал мсье Меркатель.

— Что это значит? — спросил Хилари.

— У него совсем иной умственный потенциал, чем у других мальчиков, — сказал мсье Меркатель. — Заметьте, я не говорю, что он может стать блестящим ученым, о таких вещах судить еще не время. Но я преподаю в здешнем приюте уже много лет и никогда прежде ни о ком не мог бы с уверенностью сказать, что он происходит из культурной и интеллектуальной среды. У малыша Жана живой ум, — я бы, пожалуй, сказал, он ощущает причинные связи, — именно это отличает его от других детей, с которыми мне приходится иметь дело.

Слушая мсье Меркателя, Хилари преисполнился гордости. Значит, ему нечего стыдиться, подумал он, но сам же и возразил ему:

— Разумеется, ребенок, спрятанный таким образом, как Жан, будет скорее всего из семьи интеллектуалов. Ведь кто, как не они, при немцах должны были с наибольшей вероятностью попасть в беду.

— Вы, безусловно, правы, — согласился мсье Меркатель.

— А что вы скажете о физическом облике ребенка, мистер Уэйнрайт? — спросила его матушка. — Усматриваете ли вы какое-то сходство?

— Нет, — чуть ли не с отчаяньем ответил Хилари. — Он совсем не похож на мою жену, я уверен.

— У вас есть с собой ее фотография? — последовал вопрос мадам Меркатель.

Маленькую фотографию, которую он носил в бумажнике, сделал его оксфордский приятель, когда приезжал погостить у них в Париже. В ту пору молодые люди, увлеченные фотографией, состязались в создании прихотливых портретов, один эффектнее другого. Персонажу предлагалось растянуться на полу, голова непременно на глубинно черном фоне, и фотограф, прищурясь, прицеливался в нее взглядом сквозь бокал с шампанским. По тем меркам фотография, которую хранил Хилари, была сравнительно традиционная, и все-таки ему отчаянно не хотелось показывать ее мадам Меркатель. Он не спеша доставал бумажник и представлял лицо на карточке, игру света и тени, благодаря которой выделялись гладкие блестящие волосы и покоящиеся в ладонях круглые щеки, сжатые длинными тонкими пальцами; все это на непроницаемо черном фоне, увиденное вприщур через глазок фотоаппарата сквозь бокал с шампанским; конечно же, это далеко не традиционная фотография традиционной викторианской жены. Более того, он представил выражение лица Лайзы, свет ее продолговатых глаз, что задумчиво глядят вкось, мимо камеры. Таким бывало ее лицо, когда, насытившись ею, он лежал на постели и видел, как она смотрит на него сверху. Однажды он сказал ей:

— Теперь я знаю, что подразумевал Блейк под словами «свидетельства удовлетворенной страсти».

Наконец он вытащил фотографию, вновь на нее посмотрел, и ему показалось, что истолковать выражение лица Лайзы по-иному просто невозможно. Слегка нахмурившись, он протянул ее мадам Меркатель.

Та поднесла ее к глазам и несколько мгновений пристально рассматривала.

— Ваша жена была очень красивая женщина, — сказала она Хилари. — Снимок, вероятно, сделан после рождения ребенка?

— Что вас заставило так подумать? — поразился Хилари.

— Выражение лица, — сказала она. — По нему видно, что у этой женщины истинно материнская натура. — Мадам Меркатель вздохнула и опустила фотографию на колени. — Какая трагедия.

— Вы не против, если я на нее взгляну? — спросил мсье Меркатель.

— Разумеется, нет, — ответил Хилари. Какая странная ошибка, думал он, а потом, вне себя, но ошибка ли? Чтобы избежать дальнейших размышлений, он сказал: — Как видите, между моей женой и этим мальчиком сходства нет.

— О да, ни малейшего сходства, — согласилась мадам Меркатель. — В нем скорее есть нечто общее с вами.