Малышка (СИ)

Я почти уговариваю себя пойти спать в другую комнату — благо их тут пустых предостаточно, но, уже стоя в дверях, зачем-то поворачиваюсь. Оцениваю взглядом беспомощное сокровище — и вдруг понимаю, что сейчас, когда Бон-Бон спит, она такая, какой перестанет быть, когда откроет глаза. Беспомощная, трогательная. Как сегодня утром, когда упала и изо всех сил держалась, чтобы не зареветь. Как в том фильме, где девушка днем была бездушной стервой, а во сне превращалась в трогательного котенка.

Демоны во мне шепчут встряхнуть ее хорошенько, вернуть сторицей мой утренний недосып и выставить вон. Какого черта я должен сваливать из собственной кровати? Чтобы утром увидеть ее триумфальную улыбку, сдобренную словами: «Вот видишь, я держу слово». И нет никакой другой причины, почему она оказалась в моей постели. Нет и не может быть. У нас десять лет разницы, да вы шутите. Я просто валяю дурака, хоть будет глупо отрицать, что меня это забавляет. Эта девчонка… Она как неоново-кислотная клякса на полотне моей жизни, написанном в классической технике: раздражает, злит, и, вместе с тем, приковывает внимание, заставляет взглянуть по-новому на вещи, давно ставшие обыденными.

И все же… я не ухожу. Накрываю ее одеялом до самого подбородка: Бон-Бон сопит и улыбается во сне. Жестко, очень жестко подавляю желание поиграть с этой «зайкой» в «раздень меня, если сможешь». На фиг мне голая малолетка в постели.

Я достаю из комода запасное одеяло, укладываюсь рядом. И понимаю, что мне просто тупо приятно пялиться на это ангельское личико, когда на нем нет ничего, кроме умиротворения.

Но утро меняет все. Потому что, конечно же, мелкая зараза не упускает случая снова убить на хрен мои попытки выспаться. Хоть не могу не отметить, что в этот раз она хотя бы не скачет на мне, что не может не радовать.

— Я не хочу ту красную машинку, — говорит она немного сонным голосом, щекоча мой нос кисточкой волос на кончике косы. — Зачем мне подарки, купленные другим женщинам.

— Я вообще-то спал, блин, — огрызаюсь в ответ. Пытаюсь подтянуть одеяло, которое сбилось у самой талии — и вдруг раздумываю, потому что вижу, как «зайка» осматривает меня оценивающим взглядом.

О’кей, детка, я охуенный. Смотри и, как говорится, наслаждайся.

— Слишком много пресса для простого конструктора, — улыбается она, разглядывая меня без особо интереса.

Бесит. Жутко раздражает. Я произвожу впечатление на всех без исключения женщин, но только не на нее. И это нормально— ведь она моя сводная сестренка, и я чувствую себя почти извращенцем, потому что продолжаю реагировать на нее как-то… странно. Почти, потому что, слава богу, у нас разные отцы и разные матери. А еще мне почти тридцать, я зрелый кобель, а она завтра отмечает девятнадцатилетие и наверняка притащит на праздник своего Тапочка. Почему эта карамелька так безоговорочно увлечена огрызком эволюции?

Не понимаю, поэтому даже не пытаюсь анализировать. Вместо этого дергаю ее за «ухо» на капюшоне.

— Я не простой конструктор. Я конструктор тачек, которые стоят сотни тысяч «зелени».

— Сколько пафоса. — Она обмахивается рукой, как будто изнывает от жары. — Я хочу в подарок другую красную машинку. Кроссовер, небольшой, но надежный. И красивый, обязательно красивый. — Бон-Бон жмурится, и ее губы складываются в такую улыбку, будто в своих мыслях она вот-вот поцелует капот своей «мечты».

— В подарок? — уточняю я. — Хочешь? За какие заслуги, позволь узнать?

— Я хорошо училась, братик Рэм, — моргает, изображая милую дурочку, но мы оба знаем, что это не так. И хоть она выглядит как чертова кукла Барби, мозг — самая сексуальная часть ее тела. И в этот момент она изощренно трахает им мое терпение и самообладание.

— Не провоцируй меня, зайка, — ухмыляюсь я. — Съем.

Но ей все равно, потому что мой внутренний магнит, к которому липнут женщины, ее не притягивает. Ну, оно и понятно, я же «Плохой братик Рэм», а это хуже, чем пожизненное наказание френдзоной.

— Хочу, чтобы там был белый кожаный салон, — продолжает мечтать Бон-Бон. — И все эти навороты, ну, знаешь, какие должны быть в хорошей красненькой машинке. Что тебе стоит?

Совсем ничего.

И мне вдруг становится так чертовски смешно. Меня, как молодого, разводят на дорогую тачку, и при этом я чувству себя так, будто мне в самом деле хочется ее подарить. Не потому, что я ожидаю получить взамен всем известную благодарность — понятно, что ее не будет, и я не стану разменивать дорогие подарки на минет от малолетки. Но просто хочется сделать что-то, чтобы зайка еще раз вылезла из своей скорлупы. Чтобы увидеть ее улыбку без прикрас, увидеть ту, другую, которая под маской.

Будет ей красная машинка с белым кожаным салоном, полным «фаршем» и огромным плюшевым медведем на переднем сиденье, потому что сейчас я не хочу говорить ей «нет». Потому что, хоть Бон-Бон и думает, что я делаю это для нее, на самом деле я делаю это для себя — для своего удовольствия.