Мама!!!

– Завтра в садик! – напомнил Мякишев и побежал к главной лестнице. В самом центре коридора совсем тускло горела лампочка, Максимка прошел этот столб света и сразу остановился. Саша осталась в темноте, но его могла на свету разглядеть. И увидела, как Мякишев полез рукой есть из банки Лордову картошку! Саша замерла. Надо было его позвать, покормить. Надо, но как? Она и слов таких никогда не найдет, даже если перестанет бояться. Стоит сейчас и смотрит на Максимку. Дверь не может закрыть. Даже шелохнуться боится – вдруг он услышит и догадается, что Саша смотрит? Она так и стояла, пока он не доел и не ушел. Банку в карман положил. Домой ее, что ли, понесет?

Вроде не заметил. Саша подождала еще немного, чтобы Максимка спустился пониже, и закрыла дверь. Танцевать больше не хотелось. Да и ловить эту Овсиенко на кассете надоело. Она же выучила давно и песню, и танец. Утром повторит. Саша включила телевизор – по нему шла зернь, которая распространялась и на музыку: ничего не видно и не слышно. Она знала – это лампа отходит. Она даже разбирала телевизор, видела, как он устроен. Там внутри втыкаются на тоненьких штырьках лампочки. У одной из них два штыря погнуты, лампа вываливается. И еще несколько иногда отходили. Саша придумала специальное приспособление, широкую линейку на резинке от бигуди, которую так приладила к щели в крышке, что линейка плотно нажимала на лампу, и та держалась. Если шла по телевизору мелкая крапинка, значит, лампа снова выпала. Достаточно было надавить на крышку в том месте, где привязана линейка, и лампа вставала на место. Иногда даже приходилось стучать. Стукнешь – картинка и звук появятся.

Саша сразу как следует ударила по телевизору – зазвучала музыка. Тяжелая какая-то песня, будто из железа. Она еще не смотрела на экран, а копалась сзади: сквозь решетку в крышке проверяла, все ли лампы горят. Иногда лучше сразу заметить, какая отходит, чем потом по нескольку раз подскакивать. Сейчас вроде горели все. За телевизором пахло пылью и кварцем, как в физиокабинете. Ей нравился этот запах – самостоятельности. Она сама может снять с телевизора крышку, починить его, прикрутить крышку на место. Она очень самостоятельная. Саша вернулась на кресло. Снова Листьев! Его портрет в больших очках, в рубашке, с цветастыми подтяжками так и висел на экране. «Владислав Листьев убит». Она поджала под себя ноги, обхватила их покрепче руками. Черт возьми, изомнет ведь юбку! Надо встать, снять юбку и кофту снять, потому что маме некогда будет утюжить. Но нет сил. Как же страшно! Как же нестерпимо страшно сидеть одной напротив этого портрета!

…все горести и беды,
Ты другим дарил всегда
Золото победы…

Тамара Гвердцители. Саша ее узнала. У нее голос, будто собрали все пули в мире и отлили из них песню. Они были с мамой в Грузии, когда там шла война. Прямо во время войны. Ехали из Адлера в Сухуми, потом – в Поти, потом их отвезли по ошибке в Батуми, хотя надо было в Кобулети. Там они жили в доме отдыха, купались в море, а грузины сидели на пляже, слушали по радио последние новости, хватали каждого купальщика за руку и объясняли, что у них на войне сын остался без дома, тетку убило, сестра в бомбоубежище сидит. А они с мамой купались. Саша до последнего не выходила из воды, уже и сопли шли пузырями, и руки замерзали, а она всё купалась, чтобы не встречаться с грузинами, которые так и поджидали приезжих, чтобы поговорить о войне. С тех пор не может слушать Тамару Гвердцители. Кажется, что она останавливает так же, хватает за руку и кладет в нее полную горсть пуль.

Ты так играл, ты был артист,
И вот настал твой бенефис!

Вдруг и Сашу убьют? Нет, конечно, те, кто убил Листьева, на Лесобазу не приедут. Зачем им? Но вдруг приедут другие? А она даже не проверила, дома ли тетя Оля с дядей Толей. Не успела же покричать. Пули, пули… Листьев смотрит. У него не короля взгляд и не мудреца. Обычный такой взгляд. И фотография обычная. Даже немного смешная, могли бы в день смерти и серьезную выбрать. Потому что от этой обычности его лица, его взгляда совсем уж не по себе. Был обычный и умер. Вчера ведь еще его показывали, про наркоманов передача, Саша смотрела. Или позавчера? Если бы он как-то заранее готовился, все бы поняли, что он умрет, было бы легче. А так был, сидел в кресле, говорил и вдруг убит. Ведь и ее, Сашу, могут убить. Просто взять и убить. Расстрелять. За что? Да ни за что! Мало у них убивали? Вон, в параллельном классе мальчик дома спал, когда грабители залезли и его убили. Надо выключить телевизор. Чтобы он не смотрел. Господи, да пусть же он не смотрит!