Мама!!!

– Ешь давай. То я не вижу в окно, что ты пацаненку-то таскашь. Вот, собрала уж. Я ить дня два как замечаю. Доедай. Обе доедайте. Одноглазому вот тута возьмешь.

Она показала на банку. Анька кивнула бабе Тоне, а Саше сказала:

– Он в школе сейчас. Я ему вечером отнесу.

– Можно я с тобой? – спросила Саша. – Я ему тоже что-нибудь вынесу.

– Можно! Их там много еще в теплотрассе живет. Но они старшие, я к ним боюсь ходить. А Колька-то в третьем учится. И у него дом есть, только пьют родители, не кормят совсем. И он к бездомным ходит есть.

Нет, в теплотрассу Саша не хотела. Сама она никогда не видела там людей, но смотрела про это в новостях. И один раз заглянула с Танькой в люк за железной дорогой – там лежали матрацы, какие-то драные куртки, был чайник, чашка, обгоревшая ложка. Они убежали сразу домой и больше в тот день гулять не выходили.

– А время-то не много? – засуетилась Анька. Она была еще не причесана, в футболке, трусах и носках.

Часы над дверью в кухне показывали десять минут первого. Неужели же она так долго с Максимкой разговаривала? Саша сидела за столом, пока Анька собиралась.

– Погоди, Шурочка, я ишшо чаю сделаю. Пошвыркашь на дорожку. И творожок вот. С гущенкой. Пускай Нюрка одеватся.

Баба Тоня поставила кипятить воду, вытряхнула старую заварку из чайника, засыпала новую. Чай у них был в необычной коробке, очень красивой, розовокремовой, с английскими надписями. Анька говорила, что это жестяная банка, а чай английский. Саша разницы с их байховым чаем не заметила, но ей было приятно просто смотреть на коробку.

Анька тем временем одевалась и складывала вещи. Потом прибежала к бабе Тоне с расческой в руке, дернула ее за халат. Она уже расчесала волосы, которые наэлектризовались и стояли дыбом.

– Ну как бум? Коса? Две?

– Одну косу на голове. Вот так, кругом, – Анька покрутила себе на макушке. Баба Тоня поставила Саше тарелку сладкого творога со сгущенкой, дала ей вилку и пошла заплетать Аньке волосы. Творог был очень вкусный, но Саша старалась есть медленно: неудобно сидеть одной на чужой кухне и есть. Когда Анька вернулась с красиво уложенной на голове косой, в тарелке оставалось больше половины.

– А я не хочу, – сказала она и отодвинула от себя тарелку. Баба Тоня не убирала – ждала, когда доест Саша, но той стало совсем неловко. Сказав, что она тоже наелась, громко, в лицо бабе Тоне, произнесла «спасибо» и ушла.

– Шурочка, тебе-то сделать косу?

– Не-е-е, баб Тоня, у меня выступление, распущенные волосы.

Она еще раз сказала «спасибо» и побежала одеваться. Только в прихожей заметила, что и Анька была в плиссированной юбке, белых колготках и блузке, точь-в-точь как у нее. Они все так ходили на вечера, это их второй «вечер» в пятом классе, был еще на Новый год.

Анька привычно посмотрела в глазок, отперла все замки, открыла дверь и выглянула с опаской на площадку.

– Никого! – сказала она бодро и позвала Сашу.

Они вместе, нога в ногу, шагнули из подъезда. Анька тут же радостно протараторила:

– Здрасьте, дядь Адам! А мы на утренник!

Она толкнула Сашу в бок: «Это наш сосед, папин дальний брат». Саша удивилась, никогда она про дядю Адама не слышала. Имя-то какое!

– Ой, Анька, здорова-корова! Как твои делишки? А я как раз за школу еду, у меня заказ в коттедже. Садитесь – прокатимся.

Он приглашающе показал рукой на серую «Таврию». Как у Аньки, только у них красная. Саша стояла. Она не испугалась, не застеснялась, а будто остолбенела.

– Да не бойся, – успокоила ее Анька, – это дядя мой, он в Омске работал, недавно вернулся. Он ремонты делает, сейчас как раз к Кате Науменко едет в коттедж. Линолеум им кладет. Садись давай, а то все в грязи извозимся – вон как снег-то развезло.

Анька подтолкнула Сашу в машину.

Она ездила на машине, наверное, всего несколько раз в жизни. На картошку к родственникам, куда их возили на милицейском ПАЗике. Потом с мамой по работе. Еще – в аэропорт на такси. И однажды – на такси из бани от лели Зои: Ира тогда брала с собой совсем маленького Серёжу, для него и вызвали такси. Да, еще к Аньке на дачу родители ее брали. И всё. В машине Саша себя чувствовала иначе. Это другая жизнь, ей с мамой никогда такой жизни не дождаться. У них не будет денег на машину. И на дачу. Саша всегда выходила из машины, словно из кинотеатра. Она однажды была в кино с мамой и помнит это волнующее чувство только что пережитой чужой жизни. Вот и сейчас она сядет поудобней и будет жизнь этого дяди Адама проживать. Он заработал на машину, чтобы катать в ней свою жену и своих детей, а везет Сашу. Как хорошо, что он им повстречался!