– Да я тут подожду. Нет же никого, совсем не страшно… Она меня позже позовет. Я сам дойду, спасибо.
– Как, спрашиваю, зовут?
– Да Нора.
– А отчество? – встряла Саша.
– Ивановна.
– А фамилия у тебя какая?
– Петухов.
Мама приложила руки ко рту рупором и крикнула на всю улицу: «Нора!» Голос у мамы очень громкий, она артисткой стать хотела. И в молодости даже убежала в Москву. Училась у Олега Ефремова, но бабушка приехала за ней и забрала на Север, где они тогда жили. Бабушка считала, что артистка – это не профессия. Мама пожила немножко дома и снова убежала, но уже не в Москву – в Тюмени пошла учиться на товароведа. Но голос у нее остался, она на работе лучше всех пела. И громче всех. Сейчас она крикнула так громко, что в темных окнах загорелся свет. Только в Санином окне его как раз погасили.
«Ити твою мать!» – выругалась мама и строго, как со своими учениками, крикнула:
– Нора Ивановна!
Окно не реагировало.
Мама в третий раз закричала:
– Нора Ивановна… Мамаша! У тебя тут сын один-одинешенек стоит.
Тишина. Окно молчит. Не светится.
– Нора Ивановна Петухова! На улице стреляли, убит ребенок. Сейчас вся Лесобаза узнает, что у тебя сын один во дворе, пока ты под мужиком лежишь. А ну, спускайся, лярва!
Лесобаза точно услышала – мама громко кричит. Она рассказывала, что их учили так со сцены шептать, чтобы в последних рядах в зале слышно было. А уж если мама закричит…
– Это я Петухов, – Саня дернул маму за пальто, отвернулся и сел на заснеженную карусель. Он расстроился за свою маму. Или ее застыдился.
– Ты – Петухов? А мать кто?
Саня оттолкнулся ногой и поехал на карусели:
– Шереметьева.
– Вот те раз! И откуда вы у нас такие взялись? Я таких фамилий на Лесобазе еще не встречала.
– Каких таких? – стыдливо спросил Саня, будто «Шереметьева» – это очень плохая фамилия.
– Благородных, – ответила мама и снова начала кричать:
– Нора Ивановна Ш…
На фамилии Санино окно наконец ожило: открылась ставня, вторая, высунулась голова.
– Сейчас спущусь.
Только это не Нора Ивановна сказала, а мужчина. Новый папа, стало быть. Бедный Саня! Саше хотелось сесть с ним рядом, обнять его, варежки ему надеть, он их бросил на снег, заледенеют ведь. Больше всего Саша боялась смотреть в глаза таким ненужным детям. Уж лучше по теплотрассе ходить или железную дорогу перебегать – не так страшно. А Сане в глаза смотреть страшно. Она видела таких детей и обходила их. Знала, у кого в глазах бездна. У Димки-рахитика были такие глаза. Димка не был дураком, он всё понимал. А Саня умный, он знает, что не нужен. Его, если говорить по правде, тоже в интернат сдали. Живет там пять дней подряд. Пока они вместе ходили вечером по темной улице, пока смотрели у Жени мультфильмы, их объединяло то, что у обоих не было рядом мамы. А теперь видно, что между ними – огромная разница. Сашина мама спешила домой, она делала ремонт в квартире, чтобы побыстрее вместе с Сашей уехать с Лесобазы. Маме Саша нужна. Так нужна, что мама банки с краской одна таскает, сама линолеум стелет и даже рискует иногда возвращаться на последнем автобусе. А Норе Ивановне Саня не нужен. Вот и всё. И что тут ему скажешь? Саша отвернулась и стала снова ковырять носком валенка снег. Вскоре вышел мужчина в форме. Саша прижалась к маме – это же милиционер!
– Ма-мо-чки!!! – закричала она и побежала из двора. Мама с милиционером бросились за ней. Саня кричал что-то вслед, он тоже побежал.
– Нееееет! – орала Саша еще сильнее. Главное, не оборачиваться. Пусть так стреляет, она второй раз не хочет это видеть! Нееееет!
– Ты чего? – милиционер догнал ее, схватил за шубу и развернул к себе.
Саша кричала ему в лицо. Вон он, тот крик, который она сдержала тогда, запихнула в себя, закупорила наглухо, чтобы не напугать маму.
– Это он! Он в нас стрелял! Милиционер стрелял.
– Да ты что? – мужчина растерялся и выпустил Сашу. Мама тоже растерялась. Саша побежала в свой двор. У подъезда она остановилась, заходить туда не хотела. Ее все трое догнали.
– Я же не милиционер! Ты что? У меня и оружия нет. Кто стрелял-то?
– Стреляли в них, дядя Володя, у пятиэтажки длинной. В нее и Аньку Вторушину вон из того дома. Аньку эту то ли убили, то ли ногу прострелили… Я не понял че-то…
– Когда стреляли? – милиционер до конца застегнулся, надел нормально шапку.
Саня переспросил Сашу:
– Когда в вас стреляли?
Саша молчала. Дядя Володя? Да это ж тот самый! Вот и увиделись они с мамой. Правильно она тогда сказала – не нужен ей папа. Сидела бы теперь вместо Сани на карусели и сопли со слезами по обмороженному лицу размазывала.
– Когда стреляли? – повторил он строго.
– А когда ваша Нора Ивановна с капустой домой возвращалась. Она мимо меня прошла. Вот когда!
Саша почему-то очень разозлилась на Санину маму за дядю Володю. Почему он у нее спит? Правильно, что они с мамой его выгнали. Он ни разу не вернулся, не спросил маму. Просто пошел, значит, к Норе.
– Чего это она моя? – спросил раздраженно милиционер. Ой, да ведь он вовсе не милиционер, он же прокурор.
– Так вы же у нее спите.
– Не сплю я, – сказал он смущенно. – Я в гости приходил.