– Ага, в гости. А Саше наказали до десяти не появляться.
Она повернулась к Сане – тот на нее не смотрел. Стыдился.
– Лариса Васильевна? Женщина с тазиком! Точно, это же вы? – вспомнил прокурор. – А то я думаю, где-то уже вашу слишком бойкую девочку видел.
– Она не бойкая, – сказала мама, притянула Сашу к себе и обняла. – Она умная.
– Да я вижу, что умная.
– Мальчика-то доведете до дома?
Прокурор взял Саню за руку, тот в ответ вцепился в мужскую ладонь, как в спасательный круг.
– Давайте вас сначала доведем. Да, Саша?
Саша не сразу поняла, что это он Сане.
Вместе пошли домой. В подъезде прокурор зажег яркий фонарик – таких Саша еще никогда не видела – чтобы сразу освещал оба лестничных пролета. Специальный, наверное, фонарик. Прокурор шел впереди и остановился у их двери. Запомнил. Или был у них без Саши? Она отойдет немного от испуга и разберется с мамой.
– Ну, до свидания, Лариса Васильевна? – сказал он, как-то будто хотел о чем-то спросить.
– До свидания, до свидания, – равнодушно ответила мама, отдала Саше палку и стала открывать замки. Прокурор вернулся, чтобы посветить им фонариком, еще раз попрощался и ушел.
– Спасибо, теть Ларис! – крикнул из коридора Саня.
– И тебе спасибо, – сказала Саша.
Она захотела вдруг добавить, что без него, без Сани, умерла бы сегодня со страха. Но не добавила. Мама ничего не ответила Сане и захлопнула дверь. Дома она быстро сбросила с себя сапоги, завела Сашу прямо в валенках в комнату, села на кресло, посадила ее к себе на колени и спросила серьезно:
– Что случилось?
Ответить Саша не смогла, вернее, не успела. Может, если бы она взялась за маму покрепче, так крепко, как только можно, чтобы удержаться во время этого страшного рассказа, не оторваться от мамы, от кресла, от всей земли и не улететь навсегда в черное небо… Но не успела – хлынули слезы. Саша уткнулась в маму и завыла. В шубе, в валенках, в отсыревших штанах. И ничего в ней уже не было – ни страха, ни ужаса погони, ни воспоминаний. Она как будто сразу забыла, что там вообще произошло. Стреляли? В кого? В них? Какое это вообще имеет значение сейчас, когда вся она, до последней своей частицы, превратилась в одно большое непереносимое горе? Стрельба – пылинка в целом горе, годами нараставшем в ней, словно снежный ком. Сил больше нет здесь жить, так жить, всё это видеть, смотреть в глаза таких, как Саня. В кино в этом случае говорят: стынет в жилах кровь. У Саши она стыла уже много лет и вот наконец остыла. Ей ничего не надо, она ничего не хочет, кроме одного – заснуть и не проснуться. Если придется просыпаться снова на Лесобазе, то лучше не проснуться вообще. Она не хочет здесь больше жить. Не хочет ходить одна по густой темноте вонючих коридоров. Не хочет ждать, сжавшись в клубок, маму. И не хочет гулять без Аньки. Анька! Где она? Даже если ее не убили, она Сашу не простит. Да и не пойдешь ведь к ней, не постучишь спокойно, не спросишь: «А Аня выйдет?» Саша так не сможет.
Как же она, оказывается, любила Аньку! И не помнит себя без Аньки. Они всегда были вместе, с самого садика. Саша привыкла к Аньке. Даже когда у той появлялись новые подружки, когда приезжали в гости Метелёвы, Саша, конечно, злилась, переживала, но не думала, что Анька может исчезнуть и настанет жизнь без нее. Не могло быть такой жизни. Ей говорили, что впереди у нее еще семь раз по столько же, сколько она уже прожила. И все эти следующие семьдесят лет надо будет жить без Аньки? Она могла себе представить полет на Луну, а исчезновение Аньки – не могла. Потому что о Луне она часто думала и читала книжки про полеты в космос. Она, в конце концов, знала, что такое Луна. А жизни без Аньки не знала. Никогда.
Слезы понемногу высохли. Наверное, сосуд со слезами иссяк – нечем плакать. Она посмотрела на маму. Та не плакала, а только повторяла одно и то же: «Уедем! Скоро уедем!»
Жизни без этого «уедем» Саша тоже не помнит. Дом обещают сдать почти десять лет. В переезд Саша не верит. Она привыкла, что мама всегда говорит: «Уедем, уедем!» Не может быть, чтобы они уехали. Двухкомнатная квартира на улице Ямской больно похожа на сказку, которую выдумали, чтобы было чем себя приободрять в трудные минуты. Саша много читает. Она не любит детские книжки, а романы для подростков все уже в обеих библиотеках перечитала. В школе они проходили Чехова. Какие-то рассказы. Она взяла в библиотеке «Три сестры». Там говорили: «В Москву! В Москву!» – и никуда не уезжали. Так и они с мамой: когда совсем прижмет, собираются на новую квартиру.
Мама не плачет. Гладит Сашу по спине, рука ее почти не чувствуется, Саша так и сидит в шубе, в шапке.
– Встаем? – ласково спросила мама и вытерла ей слезы.