Мама!!!

И они побежали. Было тяжело, Саше казалось, что она сейчас вывернется от натуги наизнанку и лопнет, так тяжело было бегать, да еще после болезни. Но она терпела, добежала с бабушкой до подъезда. Потом всё же они остановились – бабе Лизе первой стало нехорошо. Она долго не могла отдышаться, чуть не упала, просто оперлась о стену на лестнице и съехала по ней вниз. Саша и бабушка так отдыхали, пока не хлопнула в подъезде дверь. Кто-то зашел с улицы. Они снова взялись за руки и побежали вверх. Где-то между третьим и четвертым Саша вдруг вспомнила про обед.

– Пойдем посмотрим Гулю с Алсу?

Зачем она это сказала? Ей и не хотелось вовсе звать к себе Гулю и Алсушку. Она их никогда не звала. А тут вдруг вспомнила.

– Успеешь еще. Давай, давай…

Баба Лиза казалась встревоженной и крепко держала Сашу за руку. Они добежали до седьмого этажа и свернули в коридор. Саша даже не успела посмотреть Лорда – вдруг неправда, что он не гуляет?

– Быстрей, быстрей… – шептала нервно бабушка, вталкивая Сашу в свою комнату и закрываясь на все замки. У нее тоже было три замка и еще толстый шпингалет.

– Кушать будешь? – спросила баба Лиза и не стала ждать ответа.

В холодильнике у нее лежали нарезанная колбаса, сыр. Она достала хлеб, белый мягкий батон. Пока делала бутерброды, чайник закипел.

– С поезда осталось, – сказала бабушка и понюхала настороженно колбасу. – Не испортилась. Заветрилась только немного. Ешь давай – сервелат.

Она всегда приезжала из Петербурга с остатками сервелата, ей Ира в дорогу покупала. И Саша надеялась, что бабушка не съест всё по пути. Сейчас она есть совершенно не хотела. Хотела плакать. И так было в комнате неуютно, ведь уезжала бабушка надолго. А как вернулась, видимо, просидела безвылазно у них, даже вещи свои не успела разобрать. Еще у нее почему-то был свернут палас. Она купила себе в прошлом году палас и постелила на паркет, а перед отъездом свернула. Теперь палас стоял, будто огромная вафля, в углу.

– А мама скоро придет? – спросила глупо Саша. Глупо, потому что она же сама видела, что бабушка тоже ничего не поняла. Но баба Лиза быстро ее успокоила:

– Скоро, скоро. Чего ей там сидеть-то? Ты ешь. Потом еще сгущенки дам.

Саша съела свой бутерброд, пусть и неохотно. Она могла есть всегда, даже если не хочет. Анька смеялась над ней. А Саша не понимала, что значит «не хочу», когда ты пришел за стол. Она умела есть без чувства голода и без аппетита. Анька! Неужели Аньки в ее жизни никогда не будет? А может, маме сейчас в милиции скажут про Аньку? Ох, надо было попросить узнать.

– Ешь-ешь, – гладила ее по голове бабушка. Саша всё думала, как там без нее Анька. Заросла ли нога? Отпустили ли ее? Всё бы отдала, чтобы кто-нибудь к ней сходил. Но стыдно. Анька не простит. Саша – трусиха, зачем Аньке такие друзья? С этими мыслями она съела и бутерброд, и сгущенку, которую бабушка дала ей прямо в банке. Поев, захотела включить телевизор. Может, там дневной мультфильм? Потом вспомнила, что у бабушки нет телевизора. Был, но очень старый, не работал, бабушка ходила смотреть кино к ним.

– Ложись, голубушка. Давай, полежи… – услышала она как будто сквозь сон. И вправду – она уже лежит в одежде на бабушкиной кровати, прямо поверх покрывала. Бабушка вытаскивает из-под нее одеяло, снимает штаны, свитер с вишенками. Саша хочет ей что-то сказать. Что потом надо сходить к Аньке. Потом, когда проснется… Но уже не может открыть рот. И глаза закрыты. И только тупой рев в груди: «А-а-а-а-а-нька!!!»

– … а он мне говорит – вы туда не ходите, там сейчас его бабушка. Потом, говорит…

– Так я же говорила, что это из ихнего класса пацаненок сгорел.

– Ну так и я сразу поняла, что он. А прокурор-то мне говорит, мать пьяная валялась в коридоре. Он ее тащил, тащил. В коридоре упала, до квартиры не дошла. Парню стыдно. Он ее домой не смог затащить… Такая баржа, конечно. Вот и поджег.

– Батюшки! Батюшки! Господи Исусе!

– Прокурор-то мне и говорит… ну этот, Володя или как его там? Говорит, поджег парнишка-то да и на улице стоит. Как барак вспыхнул, народ подбежал. А бараки-то там опилками и внизу, и в крыше утеплены, и стены опилками вымазаны… В два счета вспыхнул. Я на работу когда бежала, дом уж весь горел.

– Батюшки!

Саша открыла глаза и посмотрела через себя назад. Она по-прежнему лежала на сетчатой кровати. В прихожей разговаривали мама с бабушкой. Мама раздевалась. Вот она расстегнула сапог на ноге. Это левый, в правом молния расходится и заколота булавками, ее аккуратно, по частям надо расстегивать.