Оба замолчали. Ирма Александровна что-то резала – слышно было, как стучал по доске нож. Потом она вспомнила:
– Слышь, он же, это, и приезжал туда к вам. Я в газете читала. Ага, в 1985-м. Не встречал там его?
– Не встречал.
– Ооо, такие страсти рассказывал. Я, говорит, море крови видел, руки оторванные, ноги…
– Ага, видел он. В палатке, что ли?
Дядя Лёня открыл кран, зазвенел посудой. Саша стояла у стены и слушала сквозь нее, что пел Леонтьев.
«…Хотел ты в космос – открыта дверь, одели в… скафандр тебя теперь». В какой скафандр, Саша не поняла. Инковый?.. Дядя Лёня тоже афганец?
– Ты здесь? Пошли мыться, – мама приоткрыла дверь и высунулась в одном полотенце из ванной.
Всё было завешано их мокрым бельем. Сама ванна большая, настоящая, только посередине ее пересекала узкая полоска ржавчины и бока были покрыты белым налетом, будто накипью. На полу плитка, маленькие квадратики, как в школьном туалете. Зеркало на веревочке подвешено к гвоздю, раковина подперта снизу палкой, стаканчик с тремя щетками, бритвой, размокшей коробочкой лезвий «Спутник» и тюбиком, выдавленным и облупленным, крема для бритья. Мама поставила в ванну тазик, Саша забралась в него. В четыре руки они ее быстро помыли.
– Тапки тебе не взяла. Да тихо ты, тихо, услышат. Потом объясню.
Мама скривилась от отвращения. Саша поняла – очень грязно. Она вылезла из ванны на подстеленное полотенце и уже вытерлась, когда в коридоре закричали, затопали. Ирма Александровна орала, как на пожаре. Да, дом ведь деревянный, а вдруг пожар? Саша вывалилась наружу – это мама даже не стала открывать шпингалет, а с силой выдавила дверь.
– Полотенце, полотенце накинь! – крикнула она, бросив Саше полотенце.
Она стала сгребать в охапку мокрое белье, набросила на себя халат и выскочила. В прихожей рвалась к двери Ирма Александровна. Муж обхватил ее сзади, пытаясь оттащить.
– Ирмуся, ну хватит, хватит, они сейчас уедут.
Ирма Александровна, с дикими глазами, обернулась к ним с мамой и кричала:
– Он мне не верил! Вон, снова за Мусей приехали. Пусти меня, Лёня, я им сейчас покажу! Сколько можно? А? Сколько можно?
Она вцепилась в ручку двери и тянула ее на себя, муж тянул Ирму Александровну. Доски под ногами скрипели, дом шатался. Трюмо в прихожей плясало и лязгало, зеркальная створка качалась на петлях, хлопала об стену. Ковер пошел волнами.
– Собирайся! – дернула мама Сашу, они вернулись в ванную и стали одеваться. Ирма Александровна уже кричала в зале. Пока мама складывала вещи в тазик, искала их обувь, пальто, Саша заглянула в комнату. Директриса залезла на подоконник, смела оттуда на пол горшки с цветами, газеты и пыталась открыть окно.
– Ну сколько можно? Сколько можно?
У нее было сумасшедшее лицо старой цыганки. Дядя Лёня молча стаскивал ее с подоконника. А она дергала створки, из которых вылетала скрученная в длинные колбаски вата.
– Ирмуся! Ну Ирмуся!
– Говорю тебе, заберут опять кошку.
Мама оделась, притянула Сашу к себе и тоже одела. Они хотели выскочить, но тут за окном выстрелили несколько раз.
– Ну вот! Всё, как в прошлый раз! Ну вот! – ревела Ирма Александровна.
Шорох створок – всё же открыла. Саша спряталась за стену, чтобы, если выстрелят в окно, ее не застрелили. Баба Тоня так учила. И обязательно под батарею прятаться, но здесь нет батареи. Мама схватила Сашу за шею, бросила на грязный, в крошках, ковер и накрыла собой. Было слышно, как дребезжали стекла в оконной раме, шла борьба. Наверное, Ирма Александровна хотела высунуться, а муж ее держал. Наконец Саша услышала, как они тоже упали на пол. Но стрельбы больше не было. После выстрелов раздался визг отъезжающих машин. Потом стало тихо.
– Сколько можно? Где Муся? – тихо плакала директриса.
Дядя Лёня не отвечал. Мама еще немного полежала на Саше и встала.
– Пойду посмотрю.
– Подожди, Лариса.
Дядя Лёня надел куртку, выглянул в окно на кухне, потом сбегал в комнату сына, проверил дверной глазок, открыл дверь и вышел. Вернулся почти сразу.
– Уехали, – сказал он, раздеваясь.
Мама тоже посмотрела в окно на кухне.
– Пойдем, – она подняла Сашу, которая зачем-то снова легла.
Дядя Лёня опять ее остановил.
– Нельзя. Труп там. Сейчас приедет милиция.
– О, господи! – вздохнула мама.
Саша испугалась. Черт с ним, с пирогом, лучше бы уйти. У Ирмы Александровны дикие глаза. Она же сумасшедшая! Дядя Лёня снова показал маме, чтобы она снимала пальто и никуда не ходила. Сам взял из кухонного шкафчика пузырек с каплями, таблетки, налил в кружку воды и пошел в зал. Дверь за собой закрыл, через толстое, в ряби, стекло до коридора доносились только вздохи, спокойный голос дяди Лёни, какое-то бормотание. Потом он вышел и прикрыл дверь снаружи.
– Чай будем пить, – сказал он Саше неестественно бодрым голосом.
– Лёнь, так мы, может, всё-таки пойдем?
– Да сиди ты. Еще с ребенком. Сейчас сами к нам придут.
Мама испугалась:
– Кто?
– Как кто? Милиция. Вон, едут уже, слышно. Давай-давай, не успеем поесть.