Мама!!!

Они сели за стол, дядя Лёня быстро убрал оттуда доску с нарезанной морковкой – Ирма Александровна собиралась варить суп: в кастрюле лежал замоченный горох, на большой тарелке были копченые свиные ребрышки и кусок мяса. Запах от них шел волшебный.

– Садитесь, садитесь. А то как зарядят песню на четыре часа, с понятыми и полным ансамблем, к утру только дома будете.

Саша посмотрела, как дядя Лёня режет на кухонной столешнице пирог. Интересно, этот со сливами? Нет, капуста… Сливовый стоял на полке, его пока не резали. Как бы намекнуть? Впрочем, Саша от нервов просто захотела есть, пусть и пирог с капустой. Но сдержалась, подождала чая. В синие кружки в форме колокольчиков с золотистыми непонятными буквами на боку налили чай. Сверху плавала разорвавшаяся на мелкие кусочки пленка. Саша знала – это вода жесткая. У них после отключения воды часто такая идет, в чайнике потом остается осадок, а в кружке эта пленка.

– Лёнь, что с ней? – спросила очень тихо мама и добавила для Саши. – Не узнаёшь дядю Лёню? ОБЖ у нас преподавал. Теперь в школу вашу перевелся.

Саша сказала зачем-то:

– Здравствуйте.

– Ешь-ешь, – успокоил ее дядя Лёня. – Тут, Лариса, такая история. Бандюки-то эти уже были у нас. Ну, во дворе.

Мама замерла с куском пирога в руке. Очень как-то не вязался их, пусть и бревенчатый, но всё же барак с бандитскими разборками, про которые они слышали только по телевизору.

– Ну, говорю тебе. Да недели две назад были. Приехали на трех машинах. Одна – «Жигуль» белый, новый, «Таврия» красная и еще какое-то корыто. Ну, шелупонь, видать. Не на «мерседесах». И давай, значит, стрелять. Мы все легли. Лежим. Долго лежали. Ирма первая не выдержала, в окно с краю посмотрела, а там «Таврия» вдруг как газанет. А Ирма кричит: «Мусю украли!» И побежала на улицу. Я за ней. Снег-то тогда подтаял, тепло же было, развезло во дворе, ты че, столько машин за раз, да еще крутились туда-сюда. В общем, не может эта «Таврия» выехать, буксует. Ты, Лариса, не поверишь – смотрю я, а там, ети его мать – прости, Саша, ты кушай, кушай! – там, Лариса, сзади у них сидит в багажнике наша кошка. Ну Муська, да. Сидит, вся сжалась, глаза вылупила. «Таврия» пожужжала еще в снегу и уехала.

– Ну и ну! И всё, с концами? – Мама так и держала руку с пирогом у рта, даже не откусила.

– Пришла потом. Три дня не было, и пришла. Добра такого, поди, у них самих полно, выкинули по дороге. А моя-то после этого тронулась. Считает, что за кошкой бандиты приезжали. Ну натурально. Никому, говорит, рассказывать не буду, чтобы с бандюками не связываться. А как Муська-то вернулась, и нам всем молчать велела. Мол, узнают, что снова дома, приедут опять за кошкой. Веришь, удавить даже ее хотела, чтобы бандитов не навлечь.

– Ну и дела… Ирма-то и не говорила ничего. Как же она так, Лёня? Ведь нормальная была, – охала мама.

– Да ты ешь давай. Говорю же, сейчас придут опрашивать, мы ж свидетели, до ночи в животе урчать будет, – дядя Лёня еще отре́зал по куску пирога с капустой и наконец достал сливовый, тоже его наре́зал.

– Нормальная… Ты че? Была когда-то нормальная. Я оттуда пришел – Славку сразу в армию забирали. Мы в одно место ткнулись, в другое – нигде подвязок нет. Меня же три года не было, а она еще мастером работала. Седая стала. Какое там как смоль! Красится давно. Пока Славку к дуракам пристраивали, она поседела. Вот с тех пор и ку-ку. Я уж молчал, когда ее директором-то назначили. Не скажешь ведь перед педсоветом, что дома на стены бросается. Да и жена.

Мама наконец закрыла рот. Откусила пирог, потом еще раз. Запила остывшим чаем, прожевала.

– Слушай, у меня там посуда не мыта, я боюсь, что кран не выключила. Давно воды нет, вдруг ребенок накрутил. Дадут воду – зальем всех. Может, мы пойдем, пока не пришли эти? Милиция?

Мама встала, отряхнула руки.

– Ну давай. И «скорой» нет еще. Гудели, да не едут пока. Давайте тогда бегом, а то, ей-богу, застрянете до ночи.

Дядя Лёня пошел проверить жену. Приоткрыл одну дверь в залу, заглянул – внутри тихо.

– Спит вроде.

– Ты ей, Лёня, передай, чтобы поправлялась. Вот уж кто бы знал, что так у Ирмы-то.

– Поздно нам, Лариса, поправляться. Давай пирога заверну, не поела же. И дочурке. Вон, глаза так и таращит. Да не боись ты, уехали уже. Это, девочка, бандиты. Звери такие.

– А вы афганец? – Саша сама не знала, откуда у нее взялась смелость на такой вопрос. Она посмотрела на тапки дяди Лёни и его носки, не деревянные ли у него ноги. Показала на них глазами: – Не похожи. У вас ноги есть?

– И ноги у меня, Саша, есть, и руки. И голова на месте, поэтому не похож.

– И значок у вас есть?

– Какой значок?

– Ну, звездочка такая. Как у октябренка.

– У октябренка, говоришь? Была. Славка в карты проиграл. Беги давай или оставайтесь тут милицию ждать.

Они с мамой выскочили. Саша взяла сумку с пирогом в газете, а мама, уперев в бок, несла таз с бельем и полотенцами. На голове у нее тоже было полотенце. Саше надели косынку, сверху шапку. На первом этаже мама сказала:

– Стой тут. С сумкой. Если крикну, сразу наверх беги к дяде Лёне. И сумку держи, там все деньги.