Мама!!!

– Ну а мы их, Саша, в прошлом году видели. И потому в этот раз у нас, Саша, выходной.

Она тут же переключилась и крикнула на кухню:

– Аня, ты уже рассказала, какую тебе путевку купили?

Анька прибежала оттуда с печеньем. Мотнула головой – нет, не рассказала.

– Саша, Аня у нас в мае поедет в «Артек». Это пионерлагерь на море.

Подошел дядя Валя:

– Да не пудри ребенку мозги! «Артек» теперь Украина. Другая страна. Еще неизвестно, что там летом будет. И что за мошенники тебе путевку продали.

– Ага, мошенники детей обманывают! – недовольно фыркнула Анька и снова убежала на кухню.

Саша хотела сказать, что не только обманывают и что ее сегодня один, без руки, вообще убить хотел. Но не сказала. Тетя Лена тоже фыркнула:

– Да, прям. Нормальная путевка. «Артек» – это мечта любого ребенка, каждый хочет там побывать.

Саша не хотела. Она слышала когда-то про «Артек», но не мечтала туда поехать. Она вообще не любила лагеря, санатории. Один раз была в профилактории и попросила маму больше ее никуда не отправлять. Дядя Валя снова встрял.

– Мечта! Вот у тебя была мечта там побывать. И что? – спросил он жену.

– Как что? Я ее добилась!

– Ну да! Чтобы людоеду цветы подарить.

Саша оторопела. Анька вернулась из кухни и вжалась в шкаф; хорошо, что маленькая Женя не слышала, она бы вообще расплакалась. Тетя Лена сдалась.

– Ну, так мы ж не знали. Это ты сейчас всё знаешь, а тогда Бокасса нашим другом считался. Я ему венок из цветов сплела. Только он завял, пока ждали. Цветы мне выдали свежие. Отругали, что рано приготовилась.

Анька спряталась за папу. Саша тоже хотела куда-нибудь спрятаться, да куда? Сидела на диване, от страха вытянулась прямо-прямо.

– А если он еще приедет? – спросила Анька.

– Не приедет, он теперь сидит в тюрьме, – успокоила ее тетя Лена.

Саша расстроилась. Она до последнего думала, что про людоеда они сочинили. Пока разговаривали, тетя Лена обернула полосочками несколько скрепок. Теперь она сцепляла их одну с другой.

– Почему вообще «Артек» Украиной стал? С каких таких щей? – возмущалась тетя Лена.

Дядя Валя удивился:

– Как это с каких? Он ведь на Украине теперь.

– Ну и что? Оставили бы за Россией.

– Это ж не Ватикан.

Тетя Лена вздохнула:

– А Харьков? Харьков-то им зачем?

– Как зачем? Он же тоже на Украине. Не вырежешь ведь его оттуда.

Тут Саша тихонько спросила:

– А Львов? Львов теперь где?

– Львов? – дядя Валя задумчиво протянул это короткое слово. Этот вопрос удивил его еще больше, чем все остальные. – Хм-м-м, Львов… Украинский… наверное. Это же на западе.

– Баба Лиза всегда говорила: «Lwów to polskie miasto», – сказала Саша.

Прибежала Анька:

– Чего говорила?

Саша перевела:

– Ну, что Львов – это польский город.

– Ну, прям как наша баба Тоня! – всплеснула руками Анькина мама.

А папа добавил.

– Польске място, Саша, это, похоже, у нас тут, на Лесобазе – куда ни плюнь, кругом поляки.

– Sami polacy! – вспомнила Саша другие бабушкины слова.

– Во-во! И баба Тоня так говорит, – подтвердила Анька. Тетя Лена посмотрела на бабатонин закуток.

– Вовремя оглохла. Не пережила бы, что Львов украинцам отдали.

Это правда. Саша еще помнит, когда баба Тоня хоть уже и почти не слышала, но много говорила. Особенно если смотрела кино про фашистов. Когда даже хлеб по карточкам стал и в телевизоре всё время рассказывали про распад СССР, баба Тоня долго, даже не днями, а неделями и месяцами смотрела внимательно телевизор и всё наконец поняла. Она как-то спросила Анькиных родителей при Саше:

– Всё, что ли, ухнулся?

Дядя Валя сначала не понял.

– Ну, нерушимый-то наш?

– Всё, баб Тоня. Всё! – он показал руками, как СССР ухнулся.

– Ты мне, Валька, теперь лекарствы-то самы лутши ишши, я поправиться хочу и до Польски. Львув-то топерича польске, поди, място?