Хозяин ступил в комнату, жестом остановил араба. Тот нехотя повернулся к двери спиной, вытянулся, будто стоящий на посту полисмен. Хозяин захлопнул дверь и обратился к человечку с гитарой:
— Зачем ты это сделал?
Тот косо, совсем уже по-птичьи повернул голову и воззрился на хозяина одним глазом. Тренькнула струна, затем другая и снова первая.
— Объясни ты мне, Василий Тимурыч, на хрена тебе это понадобилось? Человечество спасать удумал?
Василий покачал головой и снова тренькнул струнами.
— Вот и я об этом. Человечество не спас, жену и детей похоронил. Юля Владимировна, конечно, перестаралась, но для нее ты государственный преступник, а государственные преступники жалости вызывать не должны. Во всяком случае, у государства. А она по праву считает себя государством. Так чего ты кому доказал? Кого спас?
Вася резко ударил по струнам и хрипло запел, вернее замычал под аккорды, выводя какую-то мелодию.
— Хорош дурить, шутник! — рявкнул хозяин. — Думаешь, такой исключительный? Думаешь, без тебя разработку не закончат? Уже дорабатывают. Еще неделя — и в производство запустят. Так что ничего твои выверты не изменят. Ничего. Только хуже сделал. Сам себе хуже сделал, и семье своей.
Вася, не слушая его, затянул:
— Прекрати паясничать, — прорычал хозяин.
Но певец не остановился, продолжил песнопение.
Вася снова замычал, подпевая мелодии, потом оборвал мычание и, резко ударив по струнам, отбросил на диван гитару.
— Понял о чем? Не понял. Эх ты, батька-президент. А ты сейчас чего от меня хочешь? Зачем дверь закрыл? Зачем араба своего выпер? Откровений ждешь?
— Понять хочу, чего ты добивался.
— Спасения души, — с ледяным спокойствием вдруг пожал плечами Вася. — Хоть в чем-то человеком остаться хотел.
— И для этого отправил на тот свет жену и детей?
Лицо Василия Тимуровича исказила судорога.
— Это не я, — проскулил он. — Это ты.
— Нет, это ты. Ты сам. Мог бы всего лишь не капризничать, и они остались бы живы. Так что не надо с себя ответственность снимать.
— Ты не того кандидата для промывки мозгов выбрал, батька-президент. — Вася снова говорил ровным тоном. — Я теперь умный дурак. Мне мозги полоскать поздно. И совесть не станет мучить. Дуракам ведь все едино. Ты…
— Ты мне не тычь! — раздражаясь все больше, прорычал хозяин. — А то…
— Что? Убьешь и меня?
Хозяин набрал в грудь побольше воздуха, словно собираясь заорать, но вместо этого легко выдохнул и тихо, жестко произнес.
— Так ты умереть хочешь? И не надейся. Ты будешь жить долго и мучительно. Пока не увидишь рожденный тобой конец света. Изобретатель хренов. А если повезет и ты его не увидишь, то ты всю жизнь все равно будешь существовать в страхе, что вот-вот оно произойдет и снесет весь мир в тартарары. И виноват в этом будешь ты, потому что это твое изобретение. От которого ты отрекся и тем самым подписал смертный приговор своей жене и детям. И от этого тебе тоже будет тошно, больно и…
Хозяин сглотнул, в горле сделалось сухо. Он закашлялся, но легче не стало. Закончил охрипшим голосом:
— И захочется сдохнуть еще больше, чем сейчас. Только такой возможности у тебя не будет. Что-то ты больше не поешь. Давай, шути, горлань песенки, развлекайся. Паяц! И днем и ночью шут ученый все ходит… Что, не смешно? Шут!
Истеричный смешок вырвался наружу. Такой же хриплый и нервный, как сам голос. Хозяин повернулся спиной к Васе и распахнул дверь.
— В другую комнату его. Все твердые предметы, все, чем можно вспороть вены, все, на чем можно повеситься — долой. И никого, кроме меня, к нему не пускать. Хоть даже это будет Макбаррен с ротой автоматчиков.
Пауза 2