Мама

Десант по большому счету нужен для устрашения мирных граждан. Вот когда один политик против другого прет, артачиться начинает, тогда можно выкинуть десант в какую-нибудь небольшую деревушку или городок, сравнять его с землей, пожечь напалмом дома, сельское мужичье с детьми и женами. И объявить захваченную территорию временной военной базой.

Главное для политика в этом деле — пообещать двинуть войска дальше. Таких угроз боятся. Главное для десанта — не оставить в живых ни одного человека. Бабы воюют не хуже мужиков и исподтишка. А дети… Дети вырастают, становятся злыми и беспощадными.

А бывший курсант Джонни всего этого пока не понимает. Он играет, жаждет подвигов, трясется под приятной тяжестью ответственности за этот сраный кусок этой сраной дороги. Как будто кто-то действительно станет с ним воевать.

— Я не сплю, — отозвался Фрэнк запоздало. — Я думаю.

— А ты умеешь? — поинтересовался сосунок с наигранной серьезностью.

— Поцелуй меня в задницу, Джонни, — посоветовал Канеган и отвернулся от наглеца.

Затрещала какая-то птица. Фрэнк вскинул голову, высматривая ее, но так и не увидел. Умеет ли он думать? Умеет, только на хрена? О чем тут вообще думать? Кроме того, солдат думать не должен. Он должен выполнять приказы и не заморачиваться моралью. Стрелять он должен по приказу, вот что. А прав ли он, стреляя во все, что движется, будь то дядя Ваня, тетя Маня, их сын, дочь или домашняя скотина, пусть думают командиры.

Хотя нет, командиры тоже выполняют приказы. А о морали пусть думает тот, кто эти приказы отдает.

Фрэнк выдернул растущую рядом травинку, стряхнул с нее божью коровку и принялся жевать сладковатый кончик стебелька. Местные детки отпускают этих жучков со словами «божья коровка, улети на небо, принеси мне хлеба черного и белого, только не горелого». Жучок улетает, дитятко в восторге. Неужто и правду рассчитывает, что мелкая букашка может принести хотя бы пакетик сухариков?

— Фрэнк?

— Чего тебе?

— Что мы делаем в этой стране, Фрэнк? Зачем мы здесь, среди этих елок и этих дикарей?

Фрэнк повернулся к сосунку и поглядел на него, словно тот был мартышкой в зоопарке, которая вдруг заговорила о философии Гегеля.

— Такой приказ. Нам приказали, мы пошли.

— Да нет, — отмахнулся Джонни не то от десантника, не то от его непонятливости. — Я не про нас с тобой, я про Америку. Что здесь делает Америка, Фрэнк?

Джонни ожидал чего угодно, вплоть до вспышки ярости, но Фрэнк повел себя непредсказуемо.

— Совсем дурной, — заржал десантник, — или прикидываешься? Америка здесь правит. Правит этой страной, как и многими другими.

— А они знают, что мы ими правим?

— Они дикари, дурень, — совсем развеселился Фрэнк. — Ты же не будешь думать о баране, знает ли он, что ты пастух. Да и барану от этого знания ни холодно, ни жарко. Они сейчас считают, что ими никто не управляет. Но без власти же жить невозможно. Ты-то не баран, должен понимать.

Джонни не ответил, лишь задумчиво уставился на дорогу.

— Ни хера себе вопросики у него, — усмехнулся себе под нос Канеган и сплюнул травинку.

Сосунок тем временем напрягся, вытянулся, словно взявшая след борзая. Подом подскочил и ткнул пальцем на дорогу.

— Фрэнк, там машина!!!

— И чего орать?

Канеган поднялся на ноги и поглядел на дорогу. Машина, и впрямь машина. Только далеко очень. Как этот дурень ее вообще разглядел? Подвигов захотелось, что ли? Будет тебе подвиг.

— Поближе подъедет — шарахни по ней из пулемета.

— А вдруг это…

— Кто? — перебил десантник. — Здесь никого, кроме нас, быть не должно. Если кто-то должен проехать — нас предупреждают заранее. Нас не предупреждали? Нет. Значит, никого не подпускать.

— Не пропускать?

— Не под-пус-кать, — по слогам повторил Канеган. — Вон то дерево видишь поваленное? Ну вон, балда, где кусты? Контрольная точка. Как до него доедут, стреляй на поражение.

2

— Это чего там навалено? — указал вперед француз.

Слава слегка притормозил. Пригляделся и резко дал руля влево. Наваленные поперек дороги мешки вспыхнули и затрещали пулеметной очередью. Что-то металлически шваркнуло по правой стороне.

— Бляха! — выругалась Жанна.

Машина слетела с дороги и кувырнулась под откос. Двигатель заглох. Под матюги Анри и Жанны машина пару раз подпрыгнула, грозя перевернуться, и замерла внизу.

— Твою бога душу мать, — выдал Вячеслав, уткнувшись в руль. — Радушный прием, ничего не скажешь.

— Что это? — непонимающе спросила Эл.

— Пулемет, — охотно объяснила Жанна. — Они по нам стреляли из пулемета.

— Самое главное, что стоит нам вернуться в зону видимости — снова жахнут, — уверенно заявил сутенер.

Слава поднял голову.

— Вылезайте из машины. — Молча слушавший их, он уже принял решение и распахнул дверцу.

— Зачем? — не поняла Эл.

— Затем, что они сейчас придут сюда, чтобы проверить, есть ли кто живой, и добить этого живого.

Жанна встрепенулась, следила теперь за каждым движением и каждым звуком. На последнюю реплику отреагировала сразу, уже вылезая из машины:

— Откуда знаешь?

Вячеслав пожал плечами:

— Я бы пошел и добил. Дверями не хлопайте. Оружие берите — и в лес.