Мама

Разумеется, Россию оставили в покое. Кто бы попер открыто на США, тем паче что агрессии со стороны Штатов замечено не было. Сумасшедшая Россия сама ввязалась в очередную историческую заварушку.

А в самой России жили как жили, и никто не знал и не хотел знать, что ж в мире делается. Даже мелкие правители не понимали толком происходящего. А кто о чем-то догадывался, молчал в тряпочку.

Бред сивой лошади!!! Слава с трудом осознавал то, что услышал, просто записав в память, а теперь оттуда считывая. Он вновь и вновь воспроизводил мысленно разговор с бывшим президентом, осознавая происходящее. Но все меньше и меньше понимал окружающую действительность.

Чего хочет от него бывший президент? Выстроить на обломках самовластья и безвластья новое государство? Выпереть взашей американцев?

Вячеславу очень захотелось проснуться, проснуться давно, еще до анархии и посмеяться над ночным кошмаром. Вот только весь этот абсурд был реальностью. Выпереть взашей американцев. Да, они растеряны, да, они получили какое-то сопротивление там, где его быть не могло, может быть, приняли это за стихийное бедствие, может, до сих пор пытаются подогнать под схему, но его, силами президента, пока не тронули. А президента почему не тронули? Или им нужна местная, «рассейская» марионетка, чтоб открыто свою власть не насаждать? Но даже если так, что может он?

— Держать власть, — ответил ему тогда бывший президент. — Страна болела. В стране скопилась злоба на власть. И России нужно было жить без власти. Она получила это безвластие. Теперь каждому ясно, что нужно возрождение. И нужен человек, который сможет возродить Россию. Кроме тебя, у меня никого нет.

— Что делать с Россией — второй вопрос, — Слава сделал большой глоток виски. — А что делать с американцами? Против лома нет приема.

— Пока нет другого лома, — ответил тогда бывший. — Слушай…

И он рассказал Вячеславу историю еще более дикую, чем предыдущая притча о торжестве анархии. На осознание этой истории тоже ушло время, но понять всего этого Слава все равно не смог. Это было невозможно понять, как бы кто ни прикидывался, что все понимает!

9

Голос Васи звучал мягко и ласково. Тепло струилось от этого голоса, трогало за душу. И песня была тихая и спокойная, словно из детства. А может, и правда из детства. Только из Васиного, потому что в ее детстве таких песен уже не было:

Как я хотел иметь кого-то,
Чтобы водить его на поводочке,
Чтобы водить его на поводочке,
Кого-то.
Кого-то тихо подойдет ко мне
И поцелует меня прямо в что-то,
И поцелует меня прямо в что-то,
Кого-то.
Но нет кого-то, нет у меня…
Кого-то…[12]

Бард замолчал и тихо тренькнул струной. В первых трех куплетах герою песни не хватало для вождения на поводочке щеночка, котенка и лягушки. Эл сидела тихо, ощущая, что ей тоже не хватает если не лягушки, целующей ее в ушко, то кого-то точно.

— Ты молчишь, дочь разбойника? — поинтересовался Вася. — Почему? Ты же сама просила хорошую песню.

— Я совсем одна, — прошептала Эл. — Я только сейчас поняла, что я совсем одна в этом мире. Вряд ли ты поймешь меня, но…

Она не смогла закончить. Шут разразился безудержным хохотом, оборвав ее на полуслове. Потом, как обычно, по-птичьи скосил на нее глаз.

— Ты поняла самую малость, а чувствуешь себя исключительностью, будто взобралась на вершину понимания, дочь разбойника.

А глаза-то у него не смеются, отметила Эл. Грустные глаза, больные. Не болезненные, а больные — наполненные болью.

— И в чем же истина, которую я еще не поняла?

— Одна из истин, — поправил шут. — И заключается она в том, чего ты не осознаешь по причине собственного эгоизма. Ты поняла, что одинока. И тебе стало больно и горько, и жалко себя. А это мешает тебе слегка развить мысль и понять, что каждый человек в этом мире одинок. Одинок по-своему, но одиночество остается одиночеством, как его ни поверни.

Эл хотела поспорить, но не смогла. Все, кто тут же пришел на ум, были и вправду одиноки, если разобраться. Каждый на своей высоте одиночества. И Жанна, и Анри, и сумасшедшая баба, и Слава-беспредельщик. И отец, должно быть. Она посмотрела на Васю… И этот человек, лишившийся, если верить в то, что он говорит, по прихоти ее отца жены и детей.

— Ты говоришь страшные вещи. Осознать, что ты один, это…

— Это не страшно, — снова оборвал ее Вася. — Осознать свое одиночество, когда сидишь взаперти в комнате — это счастье, потому что есть надежда выйти и перестать чувствовать себя одиноким. Страшно почувствовать свое одиночество среди людей. А еще страшнее почувствовать одиночество среди людей близких. А самое страшное, это понять, что они тоже одиноки. Каждый из них. Вот твой друг это понимает.

— Какой друг? — не поняла Эл.