Мама

Хозяин опустил голову на руки, локти уперлись в столешницу. Вот и все. Америка, Америка, великая страна. И скоро над Россией будет звучать гордая туфта:

О, скажи — видишь ты поутру, на заре,
То, что с гордостью видел на закате вчера ты?
Как в дыму и в огне, не сгорая, горел
Устремившийся в небо звездный флаг полосатый…[14]

— Итак? — с нажимом повторил американец.

— Я подчиняюсь, — тихо произнес президент.

— Вот и отлично. В таком случае, через пятнадцать минут я пришлю к вам своих людей, им вы выдадите двоих захваченных террористов.

Хозяин поднял голову и посмотрел на американского генерала покрасневшими глазами:

— Одного террориста. Вторая — моя дочь.

— Вторая может быть чьей угодно дочерью, — холодно отрезал американец. — Мы с вами говорим не о дето-родительских отношениях, а о террористическом акте, который устроили эти двое. Все ясно?

Хозяин молча кивнул.

— Тогда через четверть часа к вам придут мои люди. Всего хорошего.

Американец встал, взял со столика обойму. Пистолет с черным провалом в рукояти выглядел мертвым, сиротливым. Генерал вытянулся перед русским по стойке «смирно», издевательски щелкнул каблуками и вышел, оставив хозяина с низко опущенной головой.

11

Как только дверь захлопнулась, он поднял голову и зло посмотрел на Мамеда. В глазах полыхала ярость, лицо окаменело. Таким араб хозяина не видел никогда.

— Ты видишь, Мамед, — зло проскрежетал зубами бывший президент. — Они не оставляют мне выбора.

— Не пожалеешь, хозяин? — тихо спросил араб.

— Мне не оставляют выбора, — тихо, но отчетливо повторил хозяин. — Если ты против меня, убей.

Араб с любопытством покосился на протянутый незаряженный пистолет.

— Один удар по темени и нормально будет, — сердито объяснил старик. — Ты силен, я стар. Думаю, хорошего удара под правильным углом будет достаточно.

— Одного удара не понадобится, — сухо произнес Мамед. — Я с тобой, хозяин.

На лице хозяина мелькнуло подобие улыбки.

— Тогда возьми ключи от гостевых комнат и мою трубку.

12

Мама моя, мама моя… Мама моя.

Других мыслей не было. Эл сидела в кресле, подобрав под себя ноги и обхватив колени руками, и тихо раскачивалась в такт монотонно повторяемым бессмысленным словам.

Мама моя, мама моя…

Нет, она не звала на помощь давно умершую мать, просто повторяла эти два слова, как какое-то древнее заклинание.

Мама моя…

С тем же успехом можно было повторять «абракадабра, абракадабра» — смысла никакого. Ни в слове, ни в его повторении, ни в звучании. Вообще, если слово повторять много раз, не задумываясь о смысле, начинаешь понимать, сколь глупо и бестолково оно звучит.

Мама моя, мама моя, мама моя, мама моя…

Зачем тогда повторять все это? Чтобы уйти от истерики, успокоиться.

Мама моя…

В углу тихо поскуливал Вася. В комнате был один человек, к нему подсадили одного сумасшедшего. Сколько сумасшедших стало в комнате? Хорошая задачка для детского учебника по математике. Хотя при чем тут математика?

Мама моя…

— Мама моя…

Эл вздрогнула. Кажется, последние слова произнесла вслух. И звук собственного голоса привел в чувства.

В тот же момент заскрежетал отпираемый замок. Эл подняла голову к открывшейся двери.

На пороге стоял отец. Глаза его яростно сверкали, на лице застыла, как улыбка на фотографии, злая решимость.

— Что случилось?

— Времени нет объяснять, — отрубил отец. — Пошли. Мамед, за нее головой отвечаешь.

— Да, хозяин, — коротко кивнул араб. — А с шутом что делать?

Отец посмотрел на сидящего в обнимку с гитарой жалкого Васю. Тот выглядел сейчас словно намокшая под дождем ворона, только по-птичьи косил своим иконописным взглядом на батьку-президента.

— Бери с собой, — распорядился отец. — Большая честь дать этому… играющему в безумца умереть от собственноручно созданного клинка Армагеддона, пусть живет и смотрит, как работает оружие дьявола, которое он сконструировал. Где наш будущий вождь?

— В соседней комнате, — Мамед был лаконичен.

— Вот что, мы вниз, а ты отпирай его и догоняйте. Только быстро.

13

Виски сделал свое дело. Нет, Слава не напился, в хорошие времена он выпивал три бутылки водки без закуски, по жаре — и не падал, так что бутылкой виски его свалить было затруднительно. Просто сказалась усталость, накопившаяся в последние дни, и Вячеслав задремал.

Сон показался коротким и без сновидений. Не безмятежный, но чуткий. Слава проснулся по щелчку. Не открывая глаз, сообразил, где он, потом идентифицировал щелчок, как открывшийся дверной замок и только потом, приподняв одно веко, поглядел, что происходит.

Ничего странного и сверхъестественного не происходило. Только над ним нависало черное лицо араба.

— Проснись и пой, — сообщил араб и отстранился.

Слава поднялся на локте, затем сел на диване и хрустнул затекшей шеей.

— Что, утро уже?

— Время «Ч», — непонятно объяснил араб. — Идем.

— Куда? — спросил Слава.