Сейчас я не принимаю никакие антидепрессанты. Но я не исключаю для себя этой возможности. В тумбочке у меня лежит та нераскрытая пачка, на которой я периодически проверяю срок годности. Если мне понадобится помощь, я знаю, с чего начать.
Примерно в то же время, когда я начала принимать антидепрессанты, я стала и ходить к психологу. Яше на том этапе не помогала ни одна терапия, поэтому я подумала, что, возможно, терапия нужна мне, а не ему. Я не ошиблась.
Я сменила двух психологов, прежде чем нашла «своего человека» и начала воспринимать эти встречи как терапию. Я понимала, что психотерапия, по идее, должна мне помочь, поэтому искала специалиста, который будет со мной на одной волне, которому не надо объяснять, что такое аутизм, и который не будет делать круглые глаза, когда я стану описывать все, что происходит у нас дома. Именно такого, вернее такую, я и нашла. Вначале я приходила и просто плакала. Рассказывала и плакала. Становилось ли мне легче от этих слез? Нет. Я и так постоянно плакала. Легче стало от того, что психолог фактически вынула все содержимое из моей головы, разложила по полочкам и засунула обратно. Мы много говорили о том, что такое на самом деле любовь к своим детям. Говорили о принятии диагноза. Говорили о Дарии, моей младшей дочери, которая из-за диагноза своего брата всегда была на втором плане. Не все из того, что говорила мне мой психолог, я была готова воспринимать. Но потом, когда наши сеансы закончились, я еще долго вспоминала ее слова и находила им подтверждение.
Время лечит. Это банально, но правда. Время лечило и меня. Чем больше проходит времени, тем легче осознать диагноз. Перестаешь бояться слова «аутизм», перестаешь плакать каждый раз, когда надо кому-нибудь рассказать, что твой ребенок с аутизмом. Просто потому что ну сколько можно плакать по одному и тому же поводу! Организму свойственно самоисцеляться. Но на это нужно время. И иногда очень много времени.