Мама, ау. Как ребенок с аутизмом научил нас быть счастливыми

Яша продолжает кричать и плакать. Проснулась и Дашка. Да вообще проснулся, наверное, уже весь наш подъезд. Пытаюсь понять. Спрашиваю: «Что-то болит?» Крутит головой из стороны в сторону – видимо, нет, не болит. Пытается меня укусить. Это значит: я не угадала причину. Пытаюсь его успокоить, дать бумагу и карандаши, чтобы он нарисовал причину своих рыданий. Но Яша уже в истерике, отшвыривает часть карандашей, остальными рисует что-то невразумительное, похожее на осьминога. Рыдает. Что-то судорожно ищет в айпаде. Какой-то мультфильм. Через рыдания пытается что-то спеть. Знакомый мотив, но я не могу угадать. И тут Дима, у которого восемь лет учебы в музыкальной школе, подхватывает мотив и говорит, что знает, откуда эта песня. Ой, думаю, не зря муж учился в музыкальной школе, ой не зря. Находим фильм. Это оказывается одна из серий детской программы «Барни и его друзья». В этой серии Барни – это такой динозавр – сидит на троне, и на него надевают корону, ходят вокруг него и поют песню.

Оказалось, Яша тоже хотел, чтобы на него надели корону и ходили вокруг него с песней. Мы сделали корону, посадили его на стул и честно ходили с Димой хороводом и пели. Ребенок успокоился. И весь день у нас было тихо. Таких утр, когда мы просыпались с Яшкиными криками, было не так мало. Но это мне почему-то особенно запомнилось.

Безусловная любовь, или За что аутизму можно сказать спасибо

Можно ли быть благодарной за что-то аутизму? На первый взгляд, это явный бред. Однако можно.

Яков научил меня безусловной, абсолютной любви. Не благодаря, а вопреки. Это когда любишь не за то, что кто-то хороший или плохой, не за оценки в школе, не за первое место в соревнованиях. А любишь просто за то, что это твой ребенок. Мне было очень непросто перестать ждать от сына прогресса. Перестать требовать от него, чтобы он соответствовал моим представлениям о том, каким он должен быть. Я помню, что все время ждала. Сначала я ждала, что Яша заговорит. Все мне снилось, что я просыпаюсь, а он разговаривает. Потом, когда Яша пошел в школу, я ждала, что у него появятся друзья. Потом я ждала, что у него откроется какой-нибудь талант, который мы будем активно развивать, и благодаря этому таланту мы с ним станем знаменитыми на весь мир.

Яшка не поддался ни на одну мою провокацию, ни одна попытка хоть как-нибудь его изменить, чтобы он соответствовал моим ожиданиям, не увенчалась успехом. Яшка остался самим собой, со своим темпом развития – два шага вперед, один назад, – со своими странностями и зацикленностями, с неумением дружить и абсолютной беспомощностью в большом мире. Он не соответствует ни одному моему представлению ни о материнстве, ни о том, как должен выглядеть, как себя вести, что знать, чем заниматься и куда ходить ребенок двенадцати лет. Но при этом моя любовь не просто безгранична. Она не имеет никакой основы, она ни на чем не держится и ничем не ограничивается. Она просто есть. И она огромна.

Последнее и, наверное, самое главное для меня: Яшка раскрыл меня изнутри. Мне надо было опуститься на самое дно, чтобы понять, кто я есть и что собой представляю. Надо было дотронуться до дна, чтобы оттолкнуться от него и всплыть на поверхность. Мне надо было пережить депрессию, в течение пяти лет принимать антидепрессанты. Мне надо было почувствовать, что такое полное бессилие, что такое непонимание. Надо было осознать, что такое физическая и душевная боль, чтобы принять и понять своего ребенка и чтобы принять и понять себя.