Я присматриваюсь к сыпи. Она слабо выражена, к тому же я почти уверена, что еще вчера вечером ее не было.
Гляжу растерянно на Кравицкого.
– Нет. Ни разу до сегодняшнего дня.
– Значит, какая-то инфекция, – произносит уверенно. Так, будто у него богатый опыт в таких делах. – Ладно. Пока не буди его, пусть спит. Я вызову врача, и тогда уже решим, что делать.
Я послушно киваю в ответ. Тревога никуда не уходит, но четкие действия Германа вселяют уверенность, что помощь уже на подходе.
Моя интуиция и в этот раз меня не подводит. Проходит менее получаса, как в особняк приезжает доктор.
Седой мужчина примерно пятидесяти лет, с приветливым выражением лица и добрыми глазами, входит в комнату следом за Германом.
К тому времени Илюша все же просыпается, хныча и жалуясь на головную боль. Просит воды.
– Ну где здесь наш маленький пациент? – улыбается врач, цепким взглядом осматривая ребенка.
Просит снять пижаму, прослушивает легкие, измеряет температуру, пальпирует лимфоузлы. Илюше не нравится такое пристальное внимание. Он всячески пытается увернуться, утыкается носиком мне в грудь, а после и вовсе расходится до настоящей истерики.
Я не знаю, что подействовало на него подобным образом: чужой дядя, незнакомая спальня, плохое самочувствие? Или все вместе? Но впервые я не могу успокоить сына.
Его крики наверняка слышны в каждом уголке дома. Надрывные, захлебывающиеся. Доходит до того, что на фоне плача у Ильи начинаются рвотные позывы, что еще больше пугает малыша.
– Дай мне его, – просит Герман, протягивая руки.
Я инстинктивно прижимаю сына к себе, отступая на шаг. Мне все еще кажется, что лучше меня моего ребенка успокоить никто не сможет, но уже через минуту покорно сдаюсь. Илюша ревет еще сильнее, давится слюнями, и я начинаю переживать как бы ему не стало хуже. Поэтому цепляюсь за последнюю соломинку.
Отдаю ребенка отцу, с волнением наблюдая за их контактом.
Сын в первую очередь мажет папу пузырящимися соплями, тыкаясь носом в плечо, в шею, в грудь. Завывает в голос. Но уже спустя несколько секунд плач стихает.
Я не понимаю, что за волшебный прием применяет Герман. Он спокойным монотонным голосом что-то объясняет малышу, медленно идя к окну. Спрашивает, терпеливо ожидая ответа. И, на мое удивление, Илья действительно начинает успокаиваться. Медленно, со всхлипами, но умолкает.
Кивает с пониманием в ответ, а спустя несколько минут уже улыбается! И даже позволяет вытереть личико от слез.
Почему у меня так же не получилось? Что я делала не так?
Но сомневаться нет времени.
Я смотрю на врача с надеждой и тревогой.
Каков будет вердикт?
Что он скажет?
Что с Илюшей?
– Ничего страшного, – спешит успокоить доктор. – Судя по первичным признакам, это обычная ветрянка. Сегодня после обеда загляну еще раз, чтобы точно удостовериться. Но я почти уверен. В любом случае поводов для беспокойства нет. Вы посещаете детский сад? Сами болели в детстве? С кем общались в последнее время? – он задает еще несколько стандартных вопросов, объясняет, что нужно делать, а чего категорически не рекомендуется. Оставляет жаропонижающее и пишет на листке еще несколько препаратов, которые могут понадобиться.
– Всего хорошего. Поправляйтесь! – улыбается на прощание.
Я без сил плюхаюсь на кровать. Бессонная ночь и пережитые события не оставили шансов. Вымотали как морально, так и физически.
Я устало тру лицо руками, чувствуя, как веки наливаются свинцом. Ветрянка – это ерунда. Иная простуда бывает пострашнее. Вот только карантин нам обеспечен.
– Соня, ты сама как себя чувствуешь? – интересуется Герман.
Илюша уже полностью забыл о своих страхах и даже выпил сироп от температуры с заботливых рук отца. Ему явно легче. А вот у меня сдавливает виски так, что кажется, мозги вот-вот вылезут наружу.
– Главное, что все в порядке, – отмахиваюсь, кивая на сына.
– Ты бледная. Сама не заболела?
– Я перенесла ветрянку в детстве, – усмехаюсь криво.
– А ночью спала? – допытывается Кравицкий.
Врать бесполезно. Мне кажется, тут и без слов все ясно. Да и огрызаться не осталось сил.
– Не до того было, – вздыхаю честно.
После тех угроз, что звучали вчера в мой адрес, наверное, ни один нормальный человек не смог бы уснуть.
– Понятно. Значит, так. Сейчас ты ложишься отдыхать. За Илью не переживай, я присмотрю.
– Но…
– Не спорь. Ничего плохого с ним не случится. Я лично проконтролирую. Все рекомендации врача я запомнил. А тебе нужно восстановить силы. Не хватало, чтобы еще и ты пополнила ряды больных. Поэтому отдыхай и ни о чем не думай. А мы с Ильей найдем общий язык. Правда? – подмигивает он сыну, сидящему у него на руках. – Пусть мама спит? Не будем ей мешать?
Последние фразы так странно звучат из уст Германа, что у меня невольно щемит внутри.
Особенно после слова мама. И я невольно соглашаюсь.
Глава 13
Сильные объятия, горячее мужское тело, ласковое дыхание и рой мурашек по коже. Я никогда не видела таких совершенных мужественных форм.
Крепкие тугие мышцы. Не перекачанные, а именно идеальные. В меру рельефные, словно прорисованные талантливым художником.