– Поэтому я вернулся сегодня пораньше. Переодевайся, возьми документы и поехали.
– Сейчас?
– А чего тянуть? Илью можешь не брать, за ним присмотрят.
– Ну уж нет! – реагирую остро.
У меня до сих пор свежо в памяти, чем закончилась последняя такая поездка, когда я оставила сына дома. И пусть завершилось все хорошо, пусть я осознаю, что как бы ни старалась – не смогу всегда быть с ним рядом, да и не нужно это, но посеянный страх не дает покоя.
Пока я не у себя дома, пока не буду на все сто процентов уверена в безопасности моего ребенка, я не смогу оставлять его со спокойной душой.
Поэтому, не раздумывая, подзываю Илью и вместе с ним иду менять одежду с домашней на уличную.
До клиники мы добираемся быстро. Даже несмотря на обычные пробки в такое время. Но уже на пороге меня накрывает новая волна паники. А если биологическая мама Ильи не я?
Смогу ли я смириться с таким результатом? Вновь принять этот факт? Настолько ли необходимо знать, родной он мне сын или нет, если я все равно люблю его больше жизни и не собираюсь отказываться? Для чего я согласилась?
К горлу подступает комок тошноты. Я неуверенно захожу вовнутрь, следуя за Германом, миную входные стеклянные двери и чувствую присущий всем медицинским учреждениям запах лекарств и медикаментов. Который ураганом врывается в ноздри и горьковатым противным привкусом растекается на языке, вызывая еще больший приступ тошноты.
Так не вовремя!
Дышу глубоко, убеждая саму себя, что ничего страшного не происходит. Мне ничего не грозит. И даже в случае отрицательного теста ДНК в нашей жизни ничего не поменяется. Сын останется со мной.
Не помогает. Более того, в ушах нарастает шум и перед глазами начинают мелькать мушки. Дышать с каждым разом становится тяжелее. Ноги наливаются свинцом. Я понимаю, что это ненормально, но терплю до победного, а когда все же решаюсь позвать Германа, чтобы попросить о помощи, реальность просто внезапно схлопывается, погружая меня в спасительную темноту.
Возвращаюсь в сознание как после глубокого сна. Не знаю, как долго я провела в беспамятстве, но прихожу в себя уже в кабинете. Светло-бежевые стены, большие окна, рядом на кушетке сидит хмурый Герман. На стуле у письменного стола Илья смотрит мультик в папином телефоне.
– Очнулись? Как вы себя чувствуете? Что-нибудь болит? – слышу голос медсестры.
Я медленно меняю положение с лежа на сидя, прислушиваясь к себе. Тошнота исчезла, голова не болит. Даже слабость постепенно отступает.
– А я говорил тебе, чтобы прошла полное обследование после того, как упала с лестницы! – злится Кравицкий.
– Все в порядке, Алина, – читаю имя на бейджике и улыбаюсь милой девушке в белом халате.
– Голова не кружится? Не тошнит? Сколько пальцев видите?
– Два, – отвечаю терпеливо.
Вытягиваю руку под манжету, чтобы мне измерили давление.
Такая реакция организма смущает меня саму. Прежде я за собой не наблюдала склонности к обморокам и резкой слабости.
– Немного понижено, но не критично, – констатирует медсестра. – Раньше подобное было? Если да, то при каких обстоятельствах?
– Н-нет, – отвечаю не сразу, потому как в памяти всплывает один-единственный случай.
Это было в самом начале беременности Ильей. Тогда на улице резко потеплело, а отопление дома продолжало жарить. Мне весь день не хватало воздуха, я ходила, открывала окна и в какой-то момент просто не выдержала. Правда, пришла в себя уже через несколько секунд, но маму сильно напугала.
Но тогда была причина, а сейчас? Беременность? Исключено! Герман рассказал, что не может больше иметь детей. С Лешей у нас близости давно не было. К тому же критические дни прошли уже в доме Кравицкого.
– Тогда посидите еще немного. Мы как раз возьмем у вас соскоб с внутренней щечной поверхности полости рта для теста ДНК. И сделаем срочный анализ крови, чтобы удостовериться, что с вами все в порядке. Если пожелаете, можете остаться для более углубленного обследования. Тем более если это у вас впервые.
Смотрю с надеждой на Германа в поисках поддержки. Я абсолютно не хочу оставаться в больнице! Пожалуйста?! Не надо…
Но категоричный взгляд становится мне красноречивым ответом.
Ладно, не смертельно. В конце концов, вначале действительно стоит дождаться результатов, а там уже можно судить.
Я молча выполняю все распоряжения медсестры и выдыхаю свободно только тогда, когда она уходит, оставляя нас одних.
– Ты действительно хорошо себя чувствуешь? – снова бурчит Кравицкий. Правда, на этот раз в тоне угадываются заботливые нотки. – Ты меня напугала.
– Это просто нервы, – улыбаюсь как можно беззаботней. – За последние дни навалилось много всего. Я и ночами плохо спала. Переживала.
– И все равно, Соня, не надо игнорировать такие симптомы. Это может быть очень опасно.
Я могу понять его тревоги. Особенно после случая с Александрой. Меня до сих пор прошибает холодным потом только от одной мысли, что Илью могла бы воспитывать женщина с психическими отклонениями. И неизвестно, в какой момент ее психика дала бы сбой, а самое главное – как бы это отразилось на сыне.