Все вышли. На прощанье погладив меня по руке, ушла и Панен. Мы остались с Вовкой одни. Я легла на кровать, положив сына рядом с собой, и взяла его крохотную ручку. Эта ладонь с малюсенькими пальчиками стала для меня самой настоящей соломинкой, не дававшей упасть в пучину страха и отчаяния. Почему у меня не может быть все хорошо и просто? Почему обязательно так трудно и сложно? Только-только жизнь, кажется, налаживается, как обрушивается другая неприятность. Мне так хотелось отдохнуть, просто расслабиться и плыть по течению. Наверное, если бы на кону стояла лишь моя жизнь и судьба, я бы так и поступила. Но за ребенка я обязана бороться. Пусть мне придется выступить против всех чародеев разом, я не сверну. Не имею права. Размышляя таким образом, я не заметила, как сон сморил меня.
Проснулась резко, будто кто-то перерезал ниточку сновидений, и вот я опять в своей комнате. За окном темная глубокая ночь, только одинокая свеча на прикроватном столике желтым светом разгоняет тьму. Рядом с кроватью стоял Дэйс, но не настолько близко, чтобы прикоснуться. Значит, я проснулась от одного его взгляда. Впрочем, такой тяжелый и испытывающий взор трудно не почувствовать. Я села на кровати, ребенок завозился и заплакал.
– Если ты не изменила решение и не согласилась рассказать нам всю правду, то пора идти, – бесстрастно произнес чародей.
– Не изменила, – ответила я. – Мне нужно покормить сына, после этого я выйду сама. Подождешь за дверью? Пожалуйста.
Мне очень хотелось побыть эти минуты с Вовкой без присутствия этого ненавистного человека. Тратить моральные и физические силы на игру в хорошее отношение я просто не могла. Дэйс, вопреки моим ожиданиям, вышел молча.
Оттягивать неизбежное смысла не имелось, так что я надела жилет-переноску, аккуратно закрепив в нем ребенка, и открыла дверь. В коридоре меня ждал Дэйс и еще два чародея, несшие караул возле моей комнаты. Я обязана стать членом этой проклятой общины, иначе картина с двумя надзирателями станет обычной.
Мы спустились на первый этаж, где прошли в западную часть крепости, и я узрела очередное местное чудо. Дверь.
Что необычного может быть в двери? Все. У этой двери вообще не имелось ничего обычного. Во-первых, двери в этом месте раньше не существовало, она появилась буквально из ниоткуда. А главное – вела в никуда. С обеих сторон от нее находились окна, из которых можно было видеть ночное море и светивший в небе Кашур. Я, не до конца воспринимая реальность, подошла к окну и убедилась: за дверью ничего нет, кроме обрыва скалы и моря внизу, разумеется.
Дверь сплошная, без единой выпуклости, она могла показаться нарисованной, но при этом ощущалась вполне реальной. Я провела рукой по каменной стене, коснувшись двери. Кончики пальцев отреагировали на изменение материала, передав тактильное восприятие дерева, отполированного, гладкого, но однозначно дерева, а не камня. Стены, полы, предполагаю, даже потолки всегда теплые, а вот дверь оказалась очень холодной. Почти ледяной. И от нее исходило ощущение силы. Этого я вообще не могла объяснить, но чувствовала так же, как и идущий холод. И это ощущение силы мало того что казалось очень приятным, так еще и знакомым.
– Даяна Эйзенфотская, ты готова попробовать открыть дверь и пройти свой путь, дабы стать частью нашей общины и полноправным жителем Закатной крепости? – торжественно спросил Ожён.
– Готова.
Я действительно готова. Даже более того, мне хотелось открыть дверь. А в том, что я ее открою, не сомневалась.
– В таком случае, пусть испытание совершенно безопасно, мы предлагаем оставить ребенка любому члену общины. Так тебе самой будет проще. Ведь никто не сможет сказать, что ждет тебя по ту сторону двери.
Первое желание – отказаться. Но Ожён прав, тащить с собой неизвестно куда Вовку глупо. Я подошла к Панен, стоящей в первых рядах собравшейся толпы зрителей, и аккуратно передала ей ребенка, вытащив его из жилета, а затем сняв и сам жилет. Ужасно не хотелось оставлять сына. Выражение «сердце кровью обливается» приобрело для меня новое звучание. Я поцеловала Володю в лобик, пообещав, что скоро вернусь, и, с трудом оторвав от малыша взгляд, снова подошла к двери.
Все вокруг замерло, казалось, даже время замедлилось раз в десять. Как во сне я протянула руку и толкнула дверь. Та без труда подалась, открывшись настежь и ослепив красным светом закатного солнца…
Пальцы привычно сжимают руль. Из колонок звучит «Наше радио», на часах восемь сорок шесть – безбожно опаздываю. Я побарабанила пальцами по рулю. Пробка стоит глухо, на навигаторе впереди красуется значок аварии. Я вздыхаю, предвидя новые замечания и выговоры от начальства. Утро добрым не бывает.
– Помнишь этот день? – Я резко повернулась, не понимая, почему в моей машине посторонний человек.