Мама, я демона люблю!

Я горестно вздохнула, не решаясь поднять глаз. Вот сейчас он, ведь такой аккуратненький, в чистой рубашке и застёгнутом на все пуговицы сюртуке, брезгливо взглянет на меня. Мокрую, встрёпанную, неприлично одетую… или раздетую.

— Триста?

Зря я волновалась. Папин наряд уступал моему лишь по степени сухости.

Заляпанный декоктами, с забытым за ухом пером, с которого уже накапала целая дорожка чернил через щёку, по шее и в вырез расстёгнутой до самой груди, небрежно, только с одной стороны, заправленной рубашки.

— Папа? Ты в порядке?

Венька хыкнул, а я рефлекторно отступила назад. Такие шальные, отчаянные, сумасшедшие глаза на меня смотрели.

— Триста! — он расхохотался, словно случилось что-то, во что он уже практически перестал верить. А потом обнял меня, как не обнимал никогда, и втащил в прихожую. — Милая! Девочка моя! Ты пришла! Ты всё-таки пришла! Я знал, верил, что это случится! Я думал, время уже истекло! Ты всё-таки пришла!

— Приплыла, — смущённо кашлянула я. — У тебя тут… Немного чернил.

Я ткнула пальцем в свою щёку, неуверенно обрисовывая здоровенное пятно.

Папа торопливо размазал рукавом чёрную дорожку на всю половину лица.

— Всё?

— Д-д-да, почти, — тактично соврала я. — Тут кое-что случилось…

Он сжал моё запястье и волоком потащил по дому. Через гостиную, по лестнице в святая святых — кабинет.

— Я знаю, милая! Знаю! Я очень хорошо тебя знаю! Я всё просчитал! Всё подготовил! Всего два дня оставалось… Ещё немного, и я бы пришёл к тебе первым. Но ты всё же успела! Мы всё сделаем, всё исправим!

Втолкнул в комнату и захлопнул дверь, точно влепил подзатыльник.

— Папа, мне нужна книга…

Договорить не получилось. Слова затянулись тугим узлом и не желали отхаркиваться. Потому что кабинет, идеальный, таинственный, манящий папин кабинет, больше не напоминал обитель учёного.

Книги, записи, возвышавшиеся раньше ровными стопочками, которые мама, думая, что её никто не видит, раз за разом разбрасывала по полу, лежали изорванные, изрезанные. Каждое заклятие, каждый рисунок перечёркнут или дополнен. Какие-то страницы подправлялись аккуратно. Так, что не получалось разобрать изменённые пометки, какие-то грубо зарисованы крест-накрест, переписаны целиком. Некоторые записи не умещались на бумаге. Они тёмным водопадом стекали на пол, продолжались на деревянных досках, путались, сплетались в косы.

И все вместе, хаотичные, непонятные, незнакомые, и одновременно такие близкие, символы создавали огромный магический круг на полу.

Папа толкнул в спину, заставляя стать в центр, но Вениамин, проскочивший с нами, вклинился, зашипел, и позволил мне увернуться.

— Что это? — символы, записи, рисунки не пугали. Пугал человек, создавший их. Потерянный, одичавший, отчаянный. Руки Лаина Макклота, подающего надежды учёного и самого умного мужчины из всех, кого я знала, тряслись от нетерпения.

— Ну же, милая! Давай! Мы ведь шли к этому столько времени! Я всё подготовил. Активируй круг!

Должны быть слёзы. Совершенно точно должны. Злые, напуганные, горячие. Но их не было. Я закричала, пытаясь привести в чувство потерявшего человеческий облик человека с шальными глазами:

— Папа! Папа, ты пугаешь меня! Что это такое?!

Он замер. Как во сне, медленно, нереалистично, растянул губы в широкой, почти разрезающей надвое лицо, улыбке. И зашептал:

— Это круг, милая. Круг, который ты обязательно активируешь. Только ты сможешь, я знаю! Только ты: добрая, светлая, чудесная девочка, которая не поддастся тьме и найдёт новую магию. Я даже переписал заклятие вызова демона для тебя. Чтобы тебе было проще. Заклятье призвало того единственного, кто тоже тянулся к свету. И вы вдвоём пробудили эту магию. Настоящую, первую, истинную! Я знал, знал, что она существует! Она поможет нам, поможет мне!

Я попыталась отступить назад. Сумасшедший учёный слишком занят своим величием, чтобы заметить, что зритель готов бежать. Но он выставил ногу, прижимая дверь и перекрывая пути к отступлению.

— Ты заставишь любовь жить вечно! — он расхохотался. Маниакально, дико. Страшно. — Ты заставишь Брид снова полюбить меня! И твой мальчишка, твой Антуан, предавший и бросивший, он тоже вернётся к тебе. Ты же хочешь этого? Ты же для этого вызвала демона? Мы вернём их, — до боли, до хруста сжал мои пальцы. — Мы заставим их полюбить!

— Ва-а-а-а-ау! — Венька припал на передние лапы, прижал уши и вздыбил шерсть на загривке. Наверняка с его точки зрения, вечная любовь — совершенно бесполезная трата магии. То ли дело вечная котлета! Но учёный явно сошёл с ума и до столь важного артефакта попросту не додумается. Поэтому кот спружинил, подпрыгнул и вцепился ему в ляжку.

— Веня, не могу с тобой не согласиться, — моё бормотание всё равно никто бы не расслышал за воплем Лаина, ну да я и не собиралась тратить время на дискуссии.

Пока отец крутился, ударялся о стены, скидывал и перепутывал ценнейшие записи, я поспешила убраться из кабинета.

— Стоять!