Мама, я демона люблю!

Кот откровенно грыз ногу бывшего хозяина, кровь пропитала мохнатый подбородок и заляпанные льняные штаны учёного. Но, кажется, это досадное и довольно жуткое недоразумение не смущало ни одного, ни второго.

Стоять я не собиралась совершенно точно. Нет, надежда, что папа не причинит мне вреда, да и вообще всего лишь не выспался, ещё теплилась где-то на периферии сознания. Но лелеять её я намеревалась на максимально удалённом расстоянии, а не тогда, когда разбрызгивающий кровь мужчина с озверелым видом отшвыривает бедного маленького котика прямо мне в грудь и наступает сам.

Поудобнее перехватив хвостатого защитника (раз уж рогатого защитника рядом не наблюдалось), я вцепилась в ручку, провернула… и не успела.

С плаща успела натечь целая лужа. И лужа эта, разумеется, очень плохо взаимодействовала со скользкими сапогами. Я рванула дверь, не рассчитала силы и громогласно шлёпнулась на живот, растопырив руки и ноги.

— Папочка, ты же не обидишь свою кровиночку? — поинтересовалась я у мужчины с оскалом, совершенно не похожим на улыбку.

— Что ты, милая! — не отвлекаясь на уговоры, он схватил меня за ногу и поволок в центр комнаты. Туда, где темнел круг из неизвестных ни одной ведьме символов и к которому мне ни капельки не хотелось приближаться.

Ободрав пальцы о дерево, задрав ногти, я смирилась с тщетностью попыток замедлить движение и принялась лягаться свободной ногой. Лаин это не одобрил, ухватил и её, кажется, совершенно не замечая двух весьма удачных ударов по свежему укусу. Волок прямо по цепочке из алых капель, размазывая их по полу и пачкая мою уже совершенно не белоснежную ночную сорочку. Когда слишком большие по размеру сапоги соскочили, я встала на четвереньки в направлении двери, но не успела сделать ни шагу: обувь впечаталась в стену чуть выше моей макушки, а потом цепкие пальцы снова сомкнулись вокруг лодыжек.

Вениамин носился рядом, прикусывая, царапаясь и истошно вереща, пока Лаин не пнул его. Кот ударился о ножку стола и обмяк.

— Венька! — но почти сразу пришлось беспокоиться не только о котовьей жизни, но и о собственной: двигаясь спиной вперёд, Лаин задел стол, и на меня обрушилась целая стопка неподъёмных книг, грозя раскроить голову, сохранность которой, видимо, учёного не слишком беспокоила.

— Ай! Осторожнее или до пункта назначения ты дотащишь раздавленный блинчик с рыжей косой!

— Прости, дорогая, я не нарочно.

Подобрел? Я попыталась подхватить настроение:

— Может чаю? Побеседуем, обсудим всё как умные люди…

Но чаю он не желал.

— Нет, Триста. Ты уже показала, что не разделяешь мой замысел. Я предлагал по-хорошему, хотел как лучше. Мы все были бы счастливы, снова стали семьёй… Ты ведь говорила, ты обещала, что сделаешь что угодно, чтобы я не уходил. Ты поклялась! Так сделай это! Активируй круг!

— Это тот самый, который из неизвестных мне рун, нарисован тронувшимся умом учёным и вообще не внушает доверия? — уточнила я. — Нет, спасибо. Вряд ли из этого выйдет что-то хорошее.

— Но я должен! Обязан хотя бы попытаться! — он отпустил мои стопы, поэтично воздел руки к небу. Я, не будь дура, возобновила отползание, пока злодей толкает речь. — Столько месяцев, столько сил, столько мерзких тупых людишек, не имеющих ни малейшего понятия о моих целях! Я слишком долго ждал, терпел, изучал колдовство. Нет, теперь я не отступлю. Я подготовил тебя, слепил ту самую ведьму, ту, кто сможет возродить магию Лунной Жрицы, а ты хочешь сбежать? Нет, Триста, — я уж решила, что папа не заметит, если я осторожненько червячком выскользну из кабинета. Заметил. Сурово сдвинул брови (не то чтобы я всматривалась, но наверняка он сделал именно так) и опустил мне на поясницу ногу в тяжёлом ботинке.

— Да ты себя слышишь?! — прохрипела я, отчётливо понимая, что, по мнению Лаина, ведьма со сломанным хребтом ничуть не уступает целой ведьме. Даже куда удобнее и не пытается драться. — Я много лет пыталась убедить маму простить тебя! Она не может! Она устала, понимаешь? Честное слово, папа, я очень хочу, чтобы ты вернулся! Всегда хотела! Но я не могу заставить её снова полюбить тебя!

Он убрал ногу — дышать сразу стало свободнее. Обошёл обмякшее тело дочери, присел на корточки и сжал подбородок, заставив заглянуть ему в лицо:

— Как раз ты можешь, Триста. Это можешь только ты. Я достаточно умён, а ты не менее сильна, хоть пока и не знаешь этого. А я знаю. Потому что, — он запнулся и закончил шёпотом, отдающим суеверным ужасом. — Потому что, если ты не сможешь, значит, я ошибался с самого начала. Значит, всё было зря.

Лаин Макклот — самый умный из всех, кого я знаю. Самый талантливый, самый упрямый и самый чудесный учёный в мире. Он не может ошибаться, просто не имеет права. Ну немножечко не выспался, ну поругался со мной, ну накричал, ну… бросил. Но он всё ещё мой папа. И я всё ещё его люблю.

Только это не значит, что я подпишусь на эдакую сомнительную авантюру!