Показалось, что он облизнулся. Да нет, ерунда! Наверняка у тёмного, как и у меня, пересохли губы от жара. Лучше поторопиться и спрятаться под крышей: вон впереди уже виднеются высокие двери. И незачем бояться здоровенной огненной воронки, вращающейся над ними и уходящей тонкой пуповиной куда-то внутрь здания. Никто и не ожидал, что интерьер Подземья походит на человеческий. У демонов в принципе весьма специфический вкус.
– В чём дело, сладенькая? Тебе нехорошо?
Я замерла, когда тропинка почти закончилась. Когда оглушающий шёпот, вытягивающий последние силы, почти стих. Бездумно повторила:
– Нехорошо…
Чёрная блестящая поверхность, едва заметно подрагивающая, как гладь омута, скопировала озадаченную рыжую девушку. Я всматривалась, пытаясь разглядеть что-то сквозь отражение. Что-то… Кого-то… Манящая темнота, таинственная, страшная. Нельзя коснуться, чтобы не растревожить, не разбудить с той стороны
К отражению в поверхности Завесы добавилось второе: высокого сильного демона. Он тяжело опустил руку мне на плечо. Скользнул по рукаву кожаной куртки, перетёк на талию и потянул на себя. Точно демонстрировал кому-то, что я никуда не денусь.
Тёмный погрузил пальцы второй руки мне в волосы, потянул ровно настолько сильно, чтобы я не поняла угрозы и не вздумала паниковать, заставил вглядеться в наше общее отражение.
– Подземье пробует тебя на вкус. – Он жарко провёл кончиком языка вдоль позвонков, а я и дёрнуться не смогла. Кажется, не держи меня демон, так бы и рухнула и уснула прямо здесь. Но он держал: сильно, крепко. Не отпустит, не выпустит. Двигал мною, как безвольной куклой, играл, хвастаясь перед невидимым зрителем с той стороны Завесы. Пятерня поднялась с талии на грудь, стиснула до боли, впиваясь ногтями. – И ему нравится, – понизил голос он.
Уткнулся в мою шею, скользнул ниже, заставляя куртку Рока свалиться. Что может сделать безвольная кукла? Только заворожённо пялиться на отражение женщины и демона, прекрасно понимающего, что она бессильна.
Тяжёлая куртка упала, и стало невероятно, до пустоты легко. Воспоминания вместе с ней рухнули к ногам, освободили измученную голову. Только что было тяжело и страшно. Почему? Из-за чего?
Мужчина ласкал, сжимал бёдра, целовал в шею, оставляя алые следы. Наверное, он имеет на это право…
А отражение смотрело зло и беспомощно. Словно чужими глазами, горящими фиолетовым, как листья Дерева Мёртвых, пламенем.
Рок!
Фиолетовое пламя разрослось, плеснуло через край. Холодный, спокойный свет родился глубоко внутри, побежал по жилам, проглядывая сквозь кожу. Серебристый, прохладный, как глоток из ледяного источника знойным днём. Он осветил память, отогнал разморивший меня жар и снова спрятался, затаился, испугавшись собственной вспышки.
Демон отскочил назад, едва не свалившись с тропинки в чёрную стену с противоположной стороны.
– Сла-а-а-аденькая, – протянул он, облизываясь уже откровенно, – как же я скучал по тебе! Знал, что вернёшься. Мой светоч, моё светило… Как же я оголодал без тебя!
Он протянул руки, изменившие форму, похожие больше на когтистые птичьи лапы.
– Вы меня с кем-то путаете! – взвизгнула я, присела на корточки, ожидая, что меня начнут рвать на части. Вцепилась в куртку, как в броню.
Секунда, другая… А меня всё не убивали. И домогаться не спешили тоже, что принесло не меньшее облегчение.
Я поочерёдно боязливо открыла глаза. Демон поправлял воротничок, глядя мимо меня на собственное отражение:
– Не пугайся, сладенькая. Это место иногда мутит рассудок. Такое случается, если слишком долго не высовываешь носа из кабинета. Нам явно стоит отдохнуть. Не знаю, как ты, а я зверски хочу есть.
Образ когтистой лапы никак не выходил из мыслей, так что опереться на его протянутую руку оказалось тем ещё испытанием. Но злить исчадье в его мире – последнее дело. Я переборола себя и воспользовалась помощью. Демон не спешил отпускать и положил мою ладонь себе на локоть, да ещё и прижал к торсу. То ли чтобы не задерживалась больше, то ли опасаясь, что развернусь и дам стрекоча. Соблазн сделать последнее, кстати, только увеличивался. Особенно когда тяжёлая дверь глухо захлопнулась за нами, наводя на мысль, что эдакую махину без посторонней помощи (или разрешения) ни за что не открыть.
Бесконечные коридоры сливались в единую ленту. Аляповатые картины, гардины, ковры и сажа по углам. Из усталого беспамятства вырвал лишь портрет, изображающий кровожадного демона, крайне похожего на моего спутника, которому чья-то шаловливая рука добавила усы и неприличную надпись. Спутник, бросив на меня быстрый взгляд, метнулся избавиться от народного творчества. Я сделала вид, что не заметила.