Мама, Колян и слово на букву «Б»

И не смейся, говорит, там всех насилуют, поезд плохой, страшный, из Москвы едут на нем наши рабочие, пьют по-черному, могут даже и тебя изнасиловать, ты не думай, что тока двадцатилетних, не надейся. Потом посмотрела пристально (она у меня строгая, учительница из провинции, педагог) и говорит шутейно: ты думаешь, если че, насиловать красавец какой будет? И не насиловать, а изящно домогаться? Стихи читать? Нет!!! Страшный алкаш, не отделаешься!

– Так че мне делать (говорю).

– Бери плацкарт (говорит).

Взяла плацкарт. Только вошла: все уже сидят и принимают, за полчаса до отхода поезда. А мое место боковое вдоль поезда. В соседнем отсеке сидит некто, пьяный уже в хлам, и мне говорит:

– А ну иди сюда! Спирт пить будешь (без вопросительной интонации причем).

Я головою мотаю – типа не пью спирта-то.

Некто говорит:

– Фу-ты ну-ты, ножки гнуты, москвичка, штоле? Так ведь ненастоящая, черномазая! Иди! Спирт будешь пить, я те говорю!

Я испугалась. Думаю, во попала, и стала уговаривать дедушку из своего отсека со мной посидеть на боковом месте. Посидим (говорю), – я сейчас за бутылкой сгоняю: чтоб тот видел, что у меня «кавалер», и отстал. Расчет был верный: тот таки отстал.

Сидим, пьем по чуть-чуть с дедом. Я деду говорю: спасибо, защитили. А дед, хоть и старый, постепенно глазом масленеет (ну, у нас в России не умеют считывать, ха, «культурные коды» – я ж просто, по-человечески, чтоб от того лихого парубка отделаться).

В общем, дед завел шарманку: ах, какая женщина! (Ну, для его семидесяти, конечно, я, наверно, просто мечта.)

Тут ночь наступила непроглядная, все стали спать укладываться и дед мой полез но вторую полку. А я – снизу, стало быть.

Спим все. Даже тот лихой парубок наконец угомонился: храпит, как труба иерихонская.

Но дед что-то, оказывается, задумал и со второй полки потянулся рукой ко мне вниз, но не рассчитал и сверзился прямо об пол. А там узко, еще немного, еще чуть-чуть и виском, убился бы.

Страшный грохот.

Поднялся переполох, пришел милиционер, тоже строгий и говорит:

– Таааак! Кто деда поил?

Я говорю:

– Ну, я…

Мент говорит:

– Пройдемте!!!

Тут вдруг весь вагон зашевелился, все кричат:

– Не виноватая она! Вон тот виноват! (Про парубка.) Его вяжите!

Мент говорит:

– А в чем тот-то виноват, не он же деда с полки сковырнул?

– А он (все говорят) к ей приставал, а она тогда деда начала поить…

Милиционер строго говорит всем:

– Малчать! Ваши документы! Проверил у деда документы и говорит:

– Куда направляетесь?

Дед говорит:

– Мать хоронить…

Мент подумал-подумал и говорит философски: мать едет хоронить, наверно, расстроен, вот и с полки упал…

Рассказы об Оле

Метафизическое апостериори

Есть у меня прекрасная подруга Оля. Большая личность. И я порой пишу о ней рассказы.

Так вот, стоит как-то, значит, Оля в своем дворе и беседует с одной противной теткой: муж у той – номенклатура какая-то и пр. Тетка – в летах и в собольей шубе до полу. Тут выходит из подъезда татарка-дворничиха. Оля к ней приветливо так оборачивается и спрашивает:

– Ну что, Халида? Как дела, как дети? Давно мы с тобой не виделись (и прямо сияет вся, любит она Халиду, у той пятеро детишек, и женщина она прекрасная).

Номенклатура важно отплывает, раздраженная, что ее «светский» разговор (о какой-то ерунде, как Оля говорит, типа евроремонта) прервался, выходит со двора в арку. Халиде едва кивает, надменно так.

Оля, поговорив с Халидой, выходит – та, как оказалось, ждет ее на улице.

И говорит – высокомерно, чванливо так:

– О чем можно разговаривать так долго с дворничихой?

Оля вдруг тоже делает надменное лицо и говорит:

– Вы не поймете.

– ?!

– О метафизическом апостериори – это, боюсь, сложно для вас будет.

Номенклатура (рассказывает Оля) так и застыла с открытым ртом.

О позитиве

Как-то праздновали мы Олин день рождения.

Оля крикнула, выпив полбутылки:

– Про политику не будем! Все-таки мой день рождения! О чем-нибудь хорошем поговорим! Весна-любофф!

И, зная мою политическую озабоченность, просительно заглянула мне в глаза:

– Правда же?

– Не будем! (сказала я). – Перерыв.

Через 15 минут Оля сказала (выпив еще полбутылки):

– Пытки в НКВД были настолько изощренными, что палачи Средневековья позавидовали бы…

Две милые девушки, которых она пригласила, вздрогнули.

– Оля имеет в виду, что не давали опохмеляться (поспешно сказала я).

– Какой ужас (сказала одна из девушек, Оля в это время отлучилась). – Я с похмелья не человек.

– Причем водку давали отменную, плюс селедка – продукты тогда были натуральные… (сказала я).

Тут Оля вернулась:

– Вы о чем?

– О селедке (сказала я осторожно).

– Которой кормили выселяемых в теплушках для скота, не давая воды? (спросила Оля).

Девушка опять побледнела.

– Да нет! (сказала я, подмигнув). – Это анекдот такой, про селедку. Вуди Аллен рассказывал…

Тут девушки побежали в туалет.

Я, посмотрев на Олю, выразительно покрутила пальцем у виска.

Оля послушалась: всего еще пару раз сбилась на пытки и беспредел, но я ее ловко перебивала.

В общем, хорошо посидели.

Шли потом, песни пели.

Красивый таксист-кавказец даже вышел из своей машины и подпел: