Мама кукол

Так и пошли слухи о статуях Графского парка, которые якобы меняли позы и перемещались с одного места на другое. Легенда эта, правда, не сыскала популярности среди горожан, так как Графская усадьба не славилась загадочными смертями, да и пропавших без вести на ее территории тоже не числилось. Подобный случай зафиксировали лишь один, да и то более ста лет назад. Тогда исчез старший сын графа Рямизева – брат знаменитого художника, на тот момент ходившего под стол пешком. Пропал Юрий Рямизев не у воды, а из собственных покоев – вошедшие с утра в опочивальню графского отпрыска слуги обнаружили смятую постель пустой. Больше Юрия никто не видел. И, сказать по правде, особо никто не искал, так как репутацию он имел не очень-то благопристойную – славился страстью к выпивке, легкодоступным женщинам и азартным играм. Последнее, к слову, не раз вынуждало его бросаться в бега от злых кредиторов и скрываться неделями, а то и месяцами, пока добрый батенька не соизволит оплатить долги непутевого потомка. Поэтому, когда непутевый потомок в очередной раз скрылся в неизвестном направлении, семейство не только не расстроилось, но и выдохнуло с облегчением. Батенька-граф, который до того хоть и скрепя сердце, но все же оплачивал долги старшенького сына, в этот раз встал в позу и сказал свое категоричное и громогласное: «Хватит!» Благо у него подрастал еще один отпрыск, куда более спокойный и послушный, в будущем оправдавший родительские чаяния и прославивший их род.

После смерти графа усадьба по наследству перешла к Рямизеву-младшему. Он прожил в ней до старости и именно в ее стенах написал самые живописные полотна, которые и по сей день занимают почетные места в крупнейших картинных галереях мира. Но встретить мирную смерть в родовом гнезде, как он всегда того хотел, Рямизеву не удалось: охвативший страну красный террор и революция погнали его в Европу, а именно в швейцарские Альпы, где он приобрел шале, в котором пытался и дальше заниматься творчеством. Увы, безуспешно. Видимо, стены Графской усадьбы и озеро Тихое, окрестности которого сотрясал замогильный колокольный звон, играли для Рямизева роль музы. Художник умер в одиночестве, в окружении десятка незаконченных полотен, блеклого подобия его предыдущих шедевров.

А усадьба тем временем перешла в руки правящей партии, которая сделала из нее военный госпиталь. Хотя он просуществовал в этих стенах совсем недолго, ущерб зданию нанесли весомый: предметы искусства разграбили, статуи в парке либо уничтожили, либо покалечили, а знаменитую русалочью фреску, которую мечтал увидеть каждый горожанин, закрасили грязно-серой краской. После закрытия госпиталя строение несколько десятилетий простояло заброшенное, отчего домыслы неравнодушных горожан только множились – что же произошло в стенах госпиталя такого, что его закрыли в самый разгар войны, когда раненых привозили сюда вагонами? Но внешне усадьба казалось притихшей и скучной, и вскоре даже самые любопытные потеряли к ней всякий интерес – она, очевидно, не представляла угрозы.

Вторая волна интереса к Графской усадьбе накрыла город десять лет назад, когда ее двери гостеприимно распахнулись для пионеров и октябрят. К пионерскому лагерю «Озерный» местные задолго до открытия отнеслись весьма скептически: кто позволит своему ребенку провести лето в месте с такой репутацией? Но желающих внезапно оказалось немало, хотя в основном то были родители из других городов. Они с радостью отправили своих чад в старинную усадьбу на берегу живописного озера. Лагерь, как и госпиталь, просуществовал совсем недолго и закрылся после первого же летнего сезона. Почему – тайна, покрытая мраком. Конспирологи, разумеется, принялись наперебой делиться теориями о пропавших пионерах и вожатых, которые сбегали, не выдержав и недели. Закрытие лагеря вызвало поток новых бредовых гипотез, но ни одна из них не имела под собой фундамента из фактов.

Нина могла сказать это наверняка. Первое, что она сделала, начав работать в «Безымянной газете», – подняла архив за все то время, что работал лагерь. Ничего. Ни одного пропавшего пионера, ни одного сбежавшего в ужасе вожатого, ни одной драки, ни одного несчастного случая. Все чинно и благородно. Лагерь закрыли без всякой на то причины. То есть причина, конечно же, должна была быть, но какая-то неочевидная. Активно пользуясь корочкой журналиста, Нина отыскала кое-кого из вожатых и других работников «Озерного». Все они вспоминали о том лете с ностальгией и искренне недоумевали, когда Нина пыталась полунамеками вывести их на мрачные темы.

– Да нормально все там было, – пожимала плечами женщина, работавшая в лагере поваром. – Детишки послушные, вожатые дружные, погода отличная, никто режим не нарушал и драк не затевал. Лагерь как лагерь.

То же самое говорила и отдыхавшая в том лагере Соня, когда Нина в очередной раз приставала к подруге с расспросами:

– Ну, Сонь, ну вспоминай. Не может быть, что там ничего не происходило.