Мама кукол

Альф с интересом обнюхал внутренности сумки, после чего уселся рядом, охраняя вещи хозяйки и наблюдая за ней самой. За последние десять месяцев он настолько привык к этому странному ритуалу, что удивился бы, не начни Нина этим утром суетливо обмазывать клеем стену остановки и покрывать ее плотным слоем однотипных листов, с которых задорно взирала на мир сестра хозяйки.

«Пропала без вести», – кричала алая надпись над фото.

«Ушла из дома… была одета… серые глаза, светлые волосы… кулон в виде совы… очки… кожаный потертый чемодан коричневого цвета… всем, кто видел или знает… по телефону… спросить Нину», – тараторил мелкий шрифт под фото.

– Прошу, найдись, – прошептала буквам Нина, осматривая результат своего труда. Альф подбадривающе лизнул ее руку – не расстраивайся, хозяйка, я с тобой.

Нина рефлекторно провела ладонью по пушистой морде и, разбуженная от морока гудком приближающегося автобуса, подхватила с земли сумку. Еще раз потискала пса за уши.

– Вернусь вечером, а ты веди себя хорошо. Вещи мелких не закапывай, они потом весь вечер мне покоя не дают. К ручью без меня не бегай, а то знаю я тебя – поддашься соблазну и полезешь купаться. Потом грязными лапами все ковры уделаешь, а мне меньше всего хочется слушать Юлькины причитания о том, что ее труд никто не ценит. Будешь хорошим мальчиком, вечером вместе пойдем к ручью и поиграем в футбол, договорились? – она замолчала, внимательно всматриваясь в умные собачьи глаза.

Альф подумал несколько секунд и согласно подмигнул.

– Вот и чудно, – Нина запрыгнула на ступеньку ждавшего автобуса. – А теперь иди домой, дядя Яша откроет тебе дверь. Не вздумай тут слоняться один! – выкрикнула уже из отъезжающего автобуса за секунду до того, как перед ней с шипением закрылась дверь.

Нина с семьей жила в получасе езды от города, и автобус, как всегда, оказался пуст. Она прошла в самый конец и опустилась на место у окна, куда садилась каждый раз, отправляясь утром в редакцию «Безымянной газеты», где работала с сентября прошлого года фотографом.

В идеальной жизни этим утром она сидела бы не в дребезжащем автобусе, следовавшем безлюдным маршрутом сквозь лесной массив, а пихалась бы локтями в битком набитом вагоне столичного метро, ежеминутно бросая нервные взгляды на часы и боясь опоздать на лекцию по международной журналистике какого-нибудь лысеющего профессора. Она снимала бы с другими студентками квартиру в доме сталинской постройки, и из окна ее спальни виднелся бы парк, где среди пыльных крон деревьев возвышалась бы золотая макушка собора. Утром ее будил бы перезвон колоколов, тонущий в гуле машин, а вечером она засыпала бы под приглушенный смех подружек-студенток из соседней комнаты, решивших завтра прогулять пары.

В идеальном мире ее жизнь была бы совсем иной, ведь в идеальном мире не пропадают сестры. Год назад ее старшая сестра Эля жила этой самой идеальной жизнью – студентка столичной консерватории, красавица, умница, душа компании. Серьезная и амбициозная. Все свое время она посвящала игре на скрипке, мечтала выступать на крупнейших сценах страны и мира. Эля выглядела бесконечно трогательно, когда водила смычком по струнам: сосредоточенно сведенные брови, трепещущие ресницы, увеличенные круглыми линзами очков в пол-лица. У Эли с самого детства было плохое зрение, а к двадцати двум годам упало до минус семи, так что очки она носила не снимая. Она всегда оставалась верна привычкам, поэтому, выбрав форму оправы для очков в шестилетнем возрасте, больше от нее не отказывалась. Так и ходила, будто с двумя блюдцами на лице – вылитая сова. Благо самоиронии у Эли тоже было не отнять – она отлично понимала свое сходство с мудрой птицей и лет десять назад на местном блошином рынке купила серебряный кулон в виде совиной головы. Он висел на капроновом шнурке телесного цвета, отчего казалось, что совиная голова сама по себе парила на уровне Элиной груди, а чуть выше, в облаке пушистых волос жемчужного цвета, парила голова самой Эли. Думаете, у вас получилось бы не влюбиться в это чудо с первого взгляда? Вот и у других не получалось.

В июне прошлого года, закрыв все сессии и блестяще отыграв на всех экзаменах, Эля приехала домой на оставшееся лето, чтобы побыть с близкими: с отцом и мачехой, с двойняшками, с бывшими одноклассниками и друзьями, не покинувшими родные места. Не единожды забегала в гости к старушке-няне, которая растила сестер Измайловых с пеленок и ушла на покой, лишь когда младшенькая вступила в пубертат. Но большую часть Элиного внимания, разумеется, получала сестра. Каждое утро на рассвете Эля с Ниной уезжали к одному из многочисленных окрестных водоемов и загорали, пока солнце в зените не загоняло их в тенек.

– Скучаю по солнцу, – блаженно сощурилась лежащая на пледе Эля.

– Как будто в столице нет солнца, – хмыкнула Нина, наблюдая, как бледная кожа сестры покрывалась розовым загаром.