Мама на Рождество

Одергиваю себя. Я ведь не хотел заводить постоянные отношения, не собирался искать Милли новую маму. Если у меня когда-нибудь и появится женщина, с которой я решу жить, то, наверное, это случится после того, как дочка уедет в колледж, и женщина эта будет не похожа на Эрику. Из того, что она мне рассказала, она постоянно занята, иногда работает до полуночи, приезжает домой поспать, а рано утром снова уезжает. Какой смысл строить отношения при таких исходных данных? Мы же совсем не будем видеться, особенно учитывая, что наши графики едва ли будут пересекаться. Значит, имеет смысл устраивать с ней одноразовые встречи во время моих отпусков и перерывов. Совсем не видеться с ней я, наверное, не смогу. Слишком уж Эрика Коулман меня будоражит. И мне хочется так многому научить ее! Пускай это странно и неуместно, но мне плевать. Я слишком редко позволяю себе следовать своим желаниям, не анализируя их природу.

Из ванной Эрика выходит уже одетая в свои джинсы и свитер. Она шлепает босыми ногами до кровати, а потом поднимает с пола носки и, присев, натягивает их на ноги. Не могу сдержаться, подхватываю ее за талию и заваливаю на кровать. Эрика хихикает, но позволяет себя целовать.

— Когда мы увидимся? — спрашиваю я.

— Мы еще не расстались.

— Я не собираюсь этого делать.

Но тут внезапно Эрика становится серьезной и, вырвавшись из моей хватки, встает с кровати. Присаживается на кресло напротив и смотрит прямо на меня. Я хмурюсь в ожидании того, что она собирается мне сказать.

— Ладно, — выдыхает Эрика. — Наверное, нам стоит прояснить пару моментов.

— Что происходит?

— Ты женат.

Я с тяжелым вздохом сажусь на кровати, а потом встаю и сразу натягиваю на себя спортивные штаны.

— Не двигайся с места, — указываю на кресло и выхожу из комнаты.

— Кил!

— Сиди на месте, я сказал! — рявкаю на нее.

Достаю из ящика комода, стоящего у входной двери, конверт, разрываю его и быстро пробегаю глазами документ. Возвращаюсь в спальню и держу листок перед глазами Эрики.

— Больше не женат.

Она медленно поднимает голову и тяжело сглатывает.

— Я так понимаю, это просто было бы поводом, но причина кроется в совсем другом? — глядя на ее лицо, осознаю, что так оно на самом деле и было. — В чем дело, Эрика?

— Мы слишком разные, Кил, — негромко произносит она, а я сжимаю в кулаке листок и возвращаюсь на кровать, бросив свидетельство о разводе на ночной столик.

— Правда? И чем же?

— В смысле, мы как раз сильно похожи в том, что много работаем. Когда ты собираешься видеться со мной? Урывать минутки, когда возвращаешься из командировок? Как раз между моей поездкой от клиники до приюта? Или ночью, когда я буду приходить еле живая, ты будешь трахать мой остывающий труп?

— Мы будем жить вместе, так больше шансов встретиться, — сам не верю, что говорю это вслух.

— О, нет, — качает она головой.

— Это еще почему?

— Милли.

— А что с ней?

— Я поклялась себе, что у меня никогда не будет детей. — Я хмурюсь сильнее, пытаясь понять ее логику. Она ведь выросла в семье с тремя детьми, должна любить большую семью. — Я была вынуждена помогать маме с младшими. Все мои детские травмы от них. Мне спящей обрезали волосы накануне осеннего бала в старшей школе, склеивали губы суперклеем, красили глаза лаком для ногтей и… Столько всего было, всего не перечислишь. Так что никаких детей.

— Мне казалось, что вы с Милли подружились.

— Одно дело дружить с ней двадцать минут, и совсем другое — жить с ребенком в одном доме. Спасибо, но нет.

Почему-то это сильно задевает. Моя дочка, может, и неидеальная со стороны, но она потрясающая. Любящая, ласковая, общительная, любознательная. Да, с ней, как и со всяким ребенком, бывает непросто, но не настолько сложно, чтобы так категорично отказываться от жизни с ней в одном доме.

— И чашки…

— Что с чашками? — начинаю подозревать, что у Эрики просто нелады с головой. При чем тут чашки?

— Они у тебя выстроены по цвету в ряд, — негромко говорит она.

— И?

— У моего папы такая же фигня. ОКР типа или педантизм. Я не могу жить в музейной атмосфере.

— Чашки так составляет приходящая раз в неделю экономка. Мы просто привыкли к этому и подстроились, это удобно. Но где ты видишь музейную атмосферу? Может, в разбросанных по всему дому игрушках и резиночках для волос? Или в не заправленной все дни, что мы с тобой тут, постели? Но ладно, я понял тебя.

Встаю и выхожу из спальни. К черту все это! Я еще не уговаривал женщину построить со мной отношения. Чем так хороша Эрика Коулман, что я не смогу ее заменить?

В гостиной попискивает кот, бегая с задранным дрожащим хвостом. Подхватываю его на руки и иду к холодильнику. Достаю оттуда сметану и накладываю в блюдце. Ставлю на пол и опускаю верещащее чудовище, чтобы он сразу же начал есть. Вытираю за ним лужу на паркете. Конечно, он сходил мимо постеленной ему пеленки. Затем, помыв руки, приступаю к приготовлению завтрака.

Когда расставляю на столе тарелки и чашки с кофе, в кухонной зоне появляется Эрика. Она сжимает руки перед собой и смотрит на меня виновато.

— Я поеду, наверное.