Мама на Рождество

— Она под моей опекой. И, если сейчас в твоей больной голове зреет план отобрать ее у меня, я протащу тебя по битому стеклу, а потом брошу в пламя, где твое прекрасное тело будет обугливаться, пока не превратится в пепел. Я обещаю тебе годы ада, если только ты решишь забрать у меня дочь. Не провоцируй, Алекса. Эту мою сторону ты еще не знаешь, но у тебя может появиться шанс познакомиться с ней.

— Раньше ты никогда против меня не воевал, — говорит она то ли с сожалением, то ли с упреком.

— «Раньше» закончилось, Алекса. Вызывай такси.

Я наблюдаю за тем, как она подходит к дивану, на котором лежит ее сумочка. На моем лице появляется гримаса отвращения. Как? Как меня могло так угораздить? Сумочка в стразах — в этом вся Алекса. Телефон с блестящей панелью и какими-то светящимися брелоками на чехле.

Пока она вызывает такси, я, сложив руки на груди, наблюдаю за ней, как коршун, не сводя взгляда. Хочу, чтобы она убралась из моего дома, и желательно навсегда. Понимаю, что связывающий нас ребенок — это на всю жизнь. И я наверняка еще не раз увижу свою бывшую. Но иногда приятно помечтать, что Алекса, например, сваливает в другую страну с каким-нибудь продюсером, в которого влюбляется до беспамятства. А потом максимум, который от нее получит Милли, — это открытки на Рождество. Ну, и неизменные плюшевые кролики. Надо же продолжать радовать детишек в больнице.

— Я так сильно тебя любила, — говорит Алекса, присев на подлокотник дивана, когда заканчивает разговор со службой такси. — Смотрела в твои потрясающие глаза и не верила, что такой парень — будущий пилот, красавец, настоящий мужчина, — мог запасть на меня — простую певичку из бара. Тогда мне казалось это таким волшебным.

— Ты сама все испортила.

— Чем, Кил? Тем, что не отказалась от карьеры ради твоего комфорта? Ты несправедлив. Ведь я ни разу не попросила тебя бросить карьеру пилота ради того, чтобы наша дочь была под присмотром. Зато ты требовал это от меня. Бросить мечту, карьеру, сцену, свою жизнь к твоим ногам. Тебе всегда было мало. Ты нуждался в том, чтобы мир крутился вокруг тебя. И сейчас, — она кивает в сторону коридора, — посмотри на эту девушку. Она хотела уйти. Но разве ты дал ей выбор? Ты давишь, Киллиан. На каждую женщину, которая тебе начинает нравиться, ты давишь. Ты уже попросил ее бросить работу ради того, чтобы присматривать за нашим ребенком? Предложил жить вместе? О, — усмехается она, — по твоему лицу вижу, что предложил. Я ничего не знаю о тебе и о ней. Знаю только, что ее зовут Эрика, Милли сказала. Но я вижу, как ты медленно затягиваешь удавку на ее шее. Нацепляешь поводок с рулеткой, чтобы контролировать то, как далеко она от тебя отойдет. Что ты так удивленно на меня смотришь? Не такая уж и дура твоя бывшая жена, правда?

Я молчу. Она действительно удивляет меня этой речью. Но самое неприятное то, что она, похоже, права. Если не во всем, то во многом. Сейчас я смотрю на ситуацию ее глазами, и у меня во рту собирается горечь.

То, что я требовал от Алексы бросить карьеру, было продиктовано, наверное, эгоизмом и несерьезным отношением к ее работе. Мне тогда казалось, что карьера певицы — это развлечение, хобби. Патриархальные устои, в которых я воспитывался, приучили меня, что дети — это, в первую очередь, забота женщины. Сейчас же я пытаюсь посмотреть на это с другой стороны и понимаю, насколько дискомфортно чувствую себя после слов Алексы. Мне не нравится то, что я должен чем-то жертвовать в этой жизни. К тому же, я не готов уступать ради компромисса. Точно не с Алексой.

А с Эрикой? Что, если она сейчас идет мне навстречу, а потом скажет, что все же ее жизнь и ее работа дороже нас с Милли? Что, если на первое место она будет ставить себя? Я! Я должен быть у нее на первом месте! Потому что любящая женщина должна ставить во главу угла интересы любимого мужчины. Разве нет?

Вспоминаю все наши разговоры с Эрикой. Я ведь не требовал от нее бросить работу или приют для животных. Но я предложил ей жить вместе. И, да, я рассчитывал, что забота о Милли ляжет по большей части на ее плечи. По крайней мере, пока я в отъезде. Но я ведь тоже иду навстречу! Я даже меняю свою привычную команду на другую, чтобы чаще бывать дома. Это разве не жертва?

— Ты так крепко задумался, — вырывает меня из мыслей Алекса, вставая, когда слышит сигнал автомобиля с улицы. — Я люблю свою дочь, Киллиан. Но короткие встречи — это все, что я могу себе позволить. Потому что после каждой такой встречи я снова и снова умираю, зная, что не могу быть с ней.

— Ты вполне могла быть с ней каждый день и каждую минуту, но выбрала карьеру.

Она качает головой.